— Выходи вперед, — тотчас откликнулся Дель Буоно. — Не стесняйся, высказывай свое мнение!
— Ну и храбрец же ты, Биксио! — прошептал маленький Ренцони.
Биксио был один из пареньков, стоявших на коленях. Не меняя позы, он добавил уже громче:
— Я сказал… что, если дело примет такой же оборот, как в прошлом году, я, по правде говоря, не знаю…
— Тебя как зовут?
— Биксио Фалорни. Я работаю на стройке отбельной фабрики на участке Массетани.
— Ты из Вингоне? — спросил Дель Буоно.
— Да, я из Вингоне и ни за что на свете не хочу возвращаться обратно в имение. Поэтому я и стал строителем. Отбыл свой срок в солдатах и несколько месяцев назад получил разряд подмастерья каменщика. Дела у меня не так плохи, как у Аминты. Я еще молод, и родные в Вингоне не оставили бы меня без куска хлеба, но я ничего не хочу у них просить. Мой отец был против того, чтобы я стал каменщиком. Поэтому я живу в семье на своих харчах. И что бы вы ни говорили, если Массетани через неделю-другую не пойдет на уступки… я просто не знаю, как мне тогда быть. Лучше уж прямо сказать.
— Совершенно верно, — подтвердил Дель Буоно. — Хотя ты во многом ошибаешься, в твоих словах есть некоторая доля правды. Пока достаточно и того, что ты согласен начать и продержаться одну-две недели. А прежде чем ты станешь штрейкбрехером, мы еще вернемся к этому разговору. Во всяком случае, искать выхода в одиночку тебе не придется!
Юноша кивнул в знак согласия и, опираясь на руки откинул корпус назад. В этой позе, словно освободившись от давившей его тяжести, он посмотрел в небо. Увидел, как с дерева поднялась стая птиц, как она разлетелась в разные стороны, снова слетелась и наконец исчезла, — и на его губах невольно появилась улыбка.
Когда стали подсчитывать голоса, он одним из первых поднял руку. Каждая рука означала «да», и не оказалось никого, кто бы ее не поднял.
На следующее утро после того, как приняли решение начать забастовку, были назначены ответственные на каждом строительном участке: в случае необходимости они должны были вести переговоры с хозяином от имени всех рабочих участка.
Как и следовало ожидать, рабочие строительного участка Мадии оказали доверие Джаннотто. Во главе рабочих Фиаски должен был стать Корсьеро, который, оставаясь верным своему пристрастию к картам и «Трем мушкетерам», за последние пятнадцать лет не раз переходил с одного предприятия на другое. И, наконец, строителей, работавших у Бадолати, предстояло возглавить Липпи. Это надлежало ему по праву — за его седины, за то, что у него никогда не было нехватки ни в доводах, ни в словах, чтобы их приперчить. Но он неожиданно сказал:
— Ценю ваше доверие, но лучше пусть этим займется Тополек. Я себя знаю: частенько бывает, что не умею вовремя сдержаться, а здесь такое дело…
Метелло попытался было отказаться, но не очень настойчиво, боясь, как бы товарищи не подумали, что он вообще против забастовки. Поэтому он решил не возражать.
— Ладно, согласен, — сказал он. — Не хочу, чтобы у вас из-за меня простыл обед.
Они спускались по дороге Кареджи, освещенной теперь с запада. Уличная пыль под косыми лучами солнца казалась белой, как известь, — даже глазам было больно!
Метелло держал под руку Олиндо, а Аминта, Фалорни и молодой Ренцони (Ренцони-маленький, Ренцони-внук, как его звали) шли втроем отдельно. Они первыми запели гимн, а за ними его подхватили все, одна группа за другой, пока не зазвучал мощный хор:
Дель Буоно шел впереди всех вместе с Джаннотто и Липпи, который мелко семенил под палящими лучами солнца, стараясь не отстать. Дель Буоно взял старика под руку и угостил его сигарой. Пенсне Дель Буоно поблескивало на солнце.
Дойдя до первых домов Ромито, он крикнул:
— Помолчите-ка, ребята, а то все кончится, не успев начаться!
Запыхавшийся Немец и еще несколько рабочих присели на ограду дороги, чтобы передохнуть. Они махали проходящим, прощаясь с ними:
— До завтра!
— Счастливо!
— Ну, теперь уж порядок!
— До завтра!
И вот на следующий день началась самая крупная в 1902 году забастовка, которой и по длительности и по совершившимся за это время событиям суждено было стать легендарной.
Она длилась сорок шесть дней и закончилась капитуляцией предпринимателей. Это была большая победа, но как дорого она обошлась и с каким трудом была достигнута!
И все же это была победа всей корпорации каменщиков и, в частности, Метелло и Эрсилии.
Но за эти полтора месяца, независимо от роли, которую сыграла забастовка, любовь их подверглась серьезному испытанию.