Мира испытывала двойственные чувства.
Всегда будучи скромницей, встретила Ромку, с которым после свадьбы они где только не набрасывались друг на друга. Перепробовали все поверхности дома, на даче. Он приставал, а она с готовностью отвечала и в транспорте, и в туалетах поездов, и в гостиничных номерах, и на ночном пляже.
Куда в эти моменты девалась та девушка строгого воспитания? Откуда в ней бралась эта острая страсть, это огненное переплетение желания и страха быть застигнутой? Может быть, это и было её натурой? Эта вот двойственность? Иначе почему она сейчас испытывает одновременно и стыд, и легкий оттенок презрения к Екатерине, которая извивалась и стонала сейчас под толчками мужчины, сжимая до боли Мирины запястья, и страстное желание, пульсирующее под её красным платьем, на котором уже однозначно расползается темное пятно? Мира чувствовала, что из неё буквально течет ручей. Ей было ужасно неловко. Но оказалось, эта неловкость была только цветочками.
Потому что её ягодиц снова коснулись чьи-то руки.
На мгновение она испугалась.
Но, вывернув голову, Мира увидела серьезное лицо Артура. В следующий момент до неё дошло, что она стоит на коленях на краю софы, почти лежа при этом на ней грудью, а её руки цепко удерживает громко стонущая от удовольствия девушка. Вся её поза с выпяченным задом кричала о желании. Что он будет делать, подумала Мира, он же не собирается…
Глядя ей в глаза, Артур медленно начал поднимать подол её платья. Мира охнула и попыталась подняться. Но в этот момент Екатерина запрокинула голову и начала приглушенно подвывать. Хватка её стала просто железной. В отчаянии девушка взглянула на Артура и, почти не надеясь, покачала головой.
- Не надо…
Она смогла бы, наверное. Смогла бы противиться желанию и его наглости. Если бы в этот момент он не положил ладонь прямо на её горевшую промежность.
Мира содрогнулась. Во внутренний сосуд её желания, хрупкий, к этому моменту наполнившийся почти до краев, словно плеснули ведро расплавленной лавы.
У неё перехватило горло, в груди встало дыхание. Девушка ощутила острую нехватку воздуха, словно ныряльщик, который рвется из глубины к зеркальной поверхности воды, уже понимая, что не успеет. Она смотрела на Артура, остатками воли пытаясь дать ему понять, что не стоит этого делать. Но тщетно. Не сводя с неё взгляда, он медленно задирал ей платье, пока её ягодиц и разгоряченной его прикосновениями вагины не коснулся прохладный воздух. В этот момент Мире пришла в голову мимолетная мысль, что, каким бы нежным ни был материал платья, без него гораздо лучше.
Девушка закусила губу и в отчаянии отвернулась к Екатерине, опустила голову. Когда Артур опустился за ней на колени, и её клитора внезапно коснулся его язык, она вскрикнула.
Бесстыжая! Бесстыжая! Вот какой она себя ощущала.
Развратница, которой отлизывают, шумно и со сладострастными звуками прямо на глазах у десятков людей! Ну, может и не совсем людей… И даже пусть на глазах у тех, кто считает это нормой. Но ведь именно она стояла тут на четвереньках, прямо перед ней огромный член с влажным хлюпаньем втыкался в юное женское тело, а сама она подставляла самое сокровенное губам и языку самца, которого в жизни видела от силы пять часов, и которому уже успела отдаться.
Внезапно полумаска показалась Мире прозрачной, просто никудышной защитой от всеобщего похотливого внимания. Ей казалось, что все в зале прекратили свои дела и уставились на неё. Её ощутимо повело. Голова закружилась, и девушка едва не упала набок. Но ощущения не давали провалиться в спасительное забытье. Руки сжимала Екатерина, раскрасневшаяся так, что не стало видно веснушек, а ладони Артура, лежавшие на её ягодицах и раздвигающие их, были словно из раскаленного железа. Её раскрывали, как цветок, как створки раковины, скрывающие нежную плоть. И от того, что что-то мягкое и умелое скользит по самому центру этой плоти, чувствительному до предела, а все это происходит под софитами десятков глаз, Мира едва держалась на грани обморока.
И этот момент запрокинувшая лицо Екатерина распахнула глаза, глядя прямо на Миру, но явно не видя её. Из её губ, издававших все это время сладострастный стон, вырвался протяжный крик, становившийся все громче и едва не оглушивший Миру. Рыженькая судорожно потянула на себя руки и девушка невольно опустилась грудью на софу голова к голове. Екатерина кричала и этот гимн кончающей женщины словно сдвинул первый камень из целой груды на горном склоне. Мира почувствовала внутри себя этот грохот, но что-то удерживало её на самом краю.