Каждый вечер, если река позволяла и дно было подходящим, мы причаливали к берегу. Мужики оказались рукастыми, быстро разбивали общий лагерь, разводили костры, строили шалаши. Я распорядился, чтобы кок Чэнь готовил на всех — благо, мяса диких свиней, добытого под Ванкувером и прокопченного в Андреевском, у нас было в избытке. Староверы поначалу дичились, косились на китайца, но голод — не тетка, и вскоре они с аппетитом уплетали сытную похлебку, крестясь перед едой. Я, чтобы не выделяться и заслужить их доверие, садился с ними за общий стол, участвовал в вечерних молитвах, которые проводил Кузьма. Из него вышел отличный бригадир — он внимательно следил за дисциплиной своих земляков, авторитет его был непререкаем.
После Блэкберна Юкон стал еще более извилистым. Мы прошли мимо эскимосской деревушки Руби. Несколько чумазых, остроскулых ребятишек высыпали на берег, махая нам руками. Из полуземлянки, крытой дерном, вышел старейшина — маленький, сморщенный, как печеное яблоко, старик в кухлянке из оленьих шкур. Он тоже помахал нам и что-то прокричал на своем гортанном языке. Тагиш Чарли, наш лоцман-индеец, перевел:
— Говорит… женщин надо? Хороших женщин?
Я опешил. Велел подойти ближе. Старейшина, видя мое замешательство, начал объяснять жестами, тыча пальцем то на свои хижины, то на нашу шхуну. Чарли снова перевел:
— По зиме… партия рыбаков под лед ушла. Вдовы остались. Много. Говорит, хорошие, работящие.
Я вежливо, но твердо отказался — не хватало еще на борту появиться женщинам. Это будет «тушите свет». Скандалы, драки, поножовщина…
Старейшина, кажется, не обиделся, лишь пожал плечами и снова скрылся в своей землянке. Артур, ставший свидетелем этого разговора, смотрел на меня круглыми глазами. Кажется, «романтика Севера» продолжала преподносить ему сюрпризы.
Потом был Форт Юкон. Огромный, даже по моим меркам, бревенчатый острог, построенный когда-то Компанией Гудзонова Залива на слиянии Юкона и Поркьюпайн-ривер. Кузьма, стоя на палубе нашей «Девы», долго и с какой-то тоской смотрел на него, рассказывая, что здесь когда-то кипела жизнь, съезжались трапперы со всей округи, меняли пушнину на товары, гуляли, дрались… Большой центр русской жизни. Теперь же форт выглядел заброшенным и пустынным. Мы прошли мимо, не останавливаясь. Уголь еще был, да и задерживаться не хотелось. Цель была близка.
И вот, на седьмой день пути от Русской Миссии, мы увидели его. Сёркл-Сити.
Поселок раскинулся на высоком, обрывистом берегу Юкона, в широкой излучине реки. Еще издали мы увидели дым из многочисленных труб, а потом и сами строения — сотни разномастных хижин, бревенчатых домов, палаток, сараев, теснящихся друг к другу без всякого плана и порядка. Над всем этим возвышалось несколько более солидных, двухэтажных зданий — очевидно, администрация, почта, склады торговых компаний. И, конечно, салуны. Их здесь было не меньше полдюжины, судя по вывескам, криво намалеванным на досках. Вывески обещали «лучшее виски», «горячих девчонок» и «честную игру». По-сути этот поселок был тем самым образцом Доусона, который я собирался устроить на слиянии Клондайка и Юкона. Точнее так. Это должен был стать его «улучшенный вариант». Потому то, что я видел сейчас в бинокль… Нет, «такой хоккей нам не нужен». Да тут первый пожар все уничтожит в ноль вместе с людьми.
— Сёркл-Сити, Итон, — сказал Финнеган, стоя рядом со мной на мостике и тоже разглядывая поселок в бинокль. — Говорят, здесь уже больше тысячи человек. И это не считая индейцев и всякого сброда, что крутится вокруг.
Я кивнул, всматриваясь в это кишащее муравейником скопище. Хаос, грязь, лихорадочная энергия — все это чувствовалось даже отсюда, с реки. Город жил золотом. Дышал золотом. И умирал за золото.
— Причаливай вон там, Калеб, — я указал на пустынный участок берега, примерно в миле ниже по течению от основной застройки. — Подальше от этой суеты. Разобьем лагерь, приготовим обед. Пусть обустраиваются. Мне не нравится эта толчея.
— Если не причаливаем к пирсам, то лучше стать выше по реке.
— Поселковое дерьмо?
— Оно самое.
— Тогда плывем выше.
— Сейчас позову матроса кидать лот — мерять глубины глубины.
«Северная Дева» осторожно подошла к берегу. Мы бросили якорь, спустили трап. Староверы, обрадованные окончанием долгого и утомительного пути, быстро выгрузили свой нехитрый скарб, лодки, принялись ставить палатки, рубить дрова для костров. Кузьма, как старший, руководил всем этим процессом, зычно покрикивая на своих земляков.