— Стоять! — орал я. — Драки запрещены! По одной минуте каждому!
Но кто меня тут слушал? Толпа зрителей на берегу, на трибунах из бревен, орала, болела за своих. Эмоции били через край.
Затем — еще одна драка. На этот раз между Иваном и Олафом. Два медведя на льду! Хорошо, что не стали махаться, сразу вошли в клинч и упали на лед. Поди поборись на коньках! Я не пытался растащить, навалился сверху, заорал:
— Олаф! Иван! Вы чего⁈ Это же просто игра! Прекращайте. Сейчас же!
Разнял с трудом. Оба получили по две минуты штрафа. Потом сидели в сугробе рядом, тяжело дыша, мрачно глядя друг на друга.
Матч продолжился. Азарт, шум, энергия. Это было именно то, что нужно этому городу. Я посмотрел на часы, свистнул перерыв. Счет был два два, чья возьмет было не очень ясно — играли команды одинаково плохо.
Пока народ разогревался выпивкой на свежем воздухе, а хоккеисты переводили дух, на берегу, среди зрителей, возникла небольшая суматоха. Вперед протолкался вперед человек в черной рясе под полушубком, с длинной седой бородой. Незнакомый. Видимо, кто-то из новых священников, что прибыли с последними партиями старателей.
Его лицо выражало шок и… негодование. Я подошел ближе, кивнул, подзывая к себе, Кузьму.
— Что это⁈ — воскликнул поп — Что за богопротивное действо⁈
Староверы на льду и на берегу замерли. Узнали своего.
— Это… игра! — вежливо пояснил я. — Называется канадский хоккей!
— Игра⁈ — священник едва не задыхался. — Игра с палками⁈ На льду⁈ В рождественский пост⁈ Это же… это сатанинский грех! Это противно вере!
Он начал креститься, громко, истово, обращаясь к единоверцам:
— Братья! Что вы делаете⁈ Отойдите от этого бесовства! Немедленно! Это соблазн! Уйдем отсюда, немедленно!
Староверы возле кромки льда выглядели растерянными. Иван, только что вышедший со штрафной скамейки, подъехал к нам.
— Отче! — сказал он, пытаясь говорить почтительно. — Это… это просто игра. Чтобы дух поднять, размяться. Сидим сиднем по домам…
— Дух⁈ — священник был неумолим. — В церкви дух надо возвышать, а не здесь. Я увожу вас! Всех! Идите по домам. Каждый десять раз должен прочитать Отче нас и двадцать второй Псалом!
Он направился к староверам, жестами призывая их уходить. Те колебались, но подчиняясь его авторитету, начали снимать коньки.
Матч, считай, сорван. Ох, разгоряченные зрители нам всем сейчас пропишут. Народ в Доусоне резкий, больше всего может достаться как раз попу. А за него впишутся прихожане и начнется… Хоккей заканчивается, начинается русский национальный «спорт» — стенка на стенку. Я прошептал Кузьме на ухо:
— Отвлеки его хоть чем!
Тот поняв, что от него требуется, подошел к священнику.
— Отче Михаил! — пробасил он, стараясь казаться дружелюбным. — Не горячитесь! Мы тут… отмечаем праздники! Вон — он показал на трибуны, где уже начали рядом, на столах выставлять бутылки с виски и самодельные закуски. — Все накрыто! Пунш, мясо, рыба. Все для вас! Есть и скоромное!
Священник остановился. Посмотрел на стол, на еду, на бочки. В глазах его что-то дрогнуло. Да он просто голоден!
— Братии надо бы сменить одежку, пойдемте, я пока вас угощу.
Священник колебался. Староверы, услышав про угощение, тоже притормозили.
— Ладно… — сказал священник. — Посмотрим, что вам бог послал.
— Пунш, отче? — Джозайя поднес священнику бокал — Горячий, согревающий!
— Нет! — священник отмахнулся. — Грех! Пост идет!
— Тогда… виски? — Кузьма подмигнул мне. — Самое лучшее!
Священник посмотрел на бутылку в руках бригадира, тяжело вздохнул.
— Просто согреться! — нажал Кузьма — Это не грех!
Священник взял стакан, понюхал. Выпил. Крякнул. Его глаза подобрели. Я сделал знак старообрядческой команде, чтобы они не торопились снимать коньки.
— Хорошо… — пробормотал Михаил. — Крепко только.
Кузьма тут же поднес импровизированный бутерброд закусить — хлеб, слабосоленый лосось…
Налил еще. И себе тоже. Чокнулись, выпили залпом.
Староверы, видя, что их пастырь занят, начали по одному возвращаться на лед.
Через полчаса священник уже сидел у стола, опьяневший, с расстегнутым воротом шубы, что-то невнятно бормоча про грехи и искушения. Он уже не в состоянии был никого увести — его самого явно придется тащить волоком.
Я подошел к нему.
— Как вы, батюшка? Все ли ладно?
— Хорошо… — промямлил он, пытаясь поднять голову. — Виски… хорошее… А игра…
Он махнул рукой.
— Играйте… Только тихо. Грех конечно. Но оно все грех. Еще со времен изгнания Адама и Евы из рая.