–Перед моим вареньем никто не может устоять! – сказала Франческа, а мне почему-то подумалось, что дело в её стальном взгляде, который не потеплел даже за рюмкой чая.
–Я просто скучаю, – признавалась я тяжело, но варенье есть было ещё тяжелее, чем копаться в себе. И я докопалась. Всё оказалось просто и от того даже скучно. Ричард был моим другом, потом мы даже пересекались в делах. А теперь он мой враг и я обещала убить его.
–Не то! – гаркнула Франческа так, что я чуть ложку не проглотила от ужаса. Увидев мою реакцию, она смягчилась, – ну не то, дитя. Не до конца то.
Да знаю я, знаю. Сама поняла – я не просто скучаю, я надеюсь, что Ричард придумает как нам вывернуться. Я не хочу убивать его. Всё равно не хочу. Когда-то хотела, и сейчас от души бы ему морду подрала, но нет во мне злости прежней, я прогораю быстро. Он отнял всё, я его ненавижу, но смерть? Это как-то просто. У меня ненависть, а не злость, а эти два состояния, такие похожие, на деле разные. Злость – это пожар, ненависть же моя холодна.
Я знала это, потому что сама мёрзла.
–Спасибо, мадам Франческа, – я поднялась, – вы мне помогли.
–Стоять! – велела она и я опять вжала голову в плечи. На четвёртый год моего обучения она славно научилась кидать в головы болтливым ученикам книги.
–А? – я обернулась, на всякий случай, активируя щит на кончиках пальцев.
Но он не понадобился. Франческа протягивала мне глубокую тарелку. С вареньем.
–Возьмите, дитя, не заставляйте меня приклеивать вам тарелку к руке.
Я поторопилась забрать. В конце концов, я могу выкинуть варенье к чертям, если оно мне совсем не понадобится! Впрочем, возможно, меня саму выкинут. В забвение или я сама себя выкину, придя в ловушку. А я приду. Приду, потому что я ведьма – а это значит, что разум бессилен перед желанием.
** *
–Ты оптимист, Ричард! – я смеюсь, но мне невесело. – Ты разрушил моё агентство, лишил меня моего детища, и…
–Ты не зло, Магрит, хотя и дурная, – возражает он спокойно. – Моя дочь была у тебя в руках, а ты её не тронула. Хотя могла. И даже должна была.
Должна была, да. Ведьмы так поступают – они мстят. А я решила не впутывать его дочь, которая оказалась одной из учениц Академии. Он знатно перетрясся, боялся, что я наврежу девочке, а я поняла отчётливо: я могу, но не буду.
Именно потому что я могу не буду.
–Твоя дочь и без того наказана. У неё отец – ты. Мертвец! – я вскидываю руку, на ладони пульсирует зеленоватая вспышка силы.
***
–Габи! – я не сразу узнала её, девушка очень похудела и изменилась. Да и одеждой не выделялась среди ровного строя таких же несчастных серых неприкаянных.
В нашем мире есть одно место, где неприкаянные могут найти себе место без всякой проблемы, но это место хуже, чем что-либо. Лучше работать с такими нищими и неудачными как я, чем попадать в серо-жёлтый мирок, спрятанный за кованым магическим забором. Отсюда им не выйти, сюда не попасть без магии.
Многие из наших и не знают что здесь, а мне Габи рассказывала, что здесь, в доме, известному как «Серый Дом» неприкаянные вроде Габи проводят дни, испытывая на себе зелья, заклинания и артефакты, созданные учёными магами и ведьмами. Наш прогресс не стоит на месте, он подвижен, он гибок, и у нас совершенствуются зелья и способы ведения боя. На ком испытывать? На тех, кому некуда податься.
А в перерывах между испытаниями и частыми скорбями – кто там заботится о безопасности? – извольте чистить двор, мыть и скрести посуду, стирать руками одежду учёных магов и ведьм, да готовить. И всё без магии. И будьте благодарны, что вам хоть какое-то место нашлось.
Я, когда слышала об этом впервые, поразилась:
–Почему же вы не сбегаете в мир людей? Там вам будет легче устроиться!
–Многие из нас не знают людского мира, – объяснила тогда Габи, – наши родители помнят войну с людьми и не пустят нас туда. Да и мы сами едва ли рискнём – они жгли магов, а мы из мира магов. Мы не верим и нам не поверят. А те, что готовы рискнуть… Магрит, ты представляешь, какой это позор, когда в семье магов рождается тот, кто лишён магии?
Не представляла я подобного ни разу. Во-первых, я не думала о подобном. Во-вторых, быть ведьмой в моей семье тоже было позором. Быть живой в моей семье было позором. Мои от меня отреклись…