ГЛАВА III
В школе шептались про мои синяки. Кто-то говорил, что я визжал, как поросенок, а кто-то – что даже навалил в штаны. Я молчал. Не реагировал. Собаки лают – ветер дует. Я прекрасно понимал, что сегодня они смеются надо мной, а завтра будут гордиться тем, что меня знали. Я начал понимать, что жизнь не ограничивается школой и кучкой шакалов, которые будут сбиваться в стаи на работах или во дворах после того, как окончится школьное время. Пусть они там лаются, как уличные псы, и скулят о своем, а я лучше стану им начальником на работе и буду их дрессировать, заставляя ходить на задних лапах по команде. Стану жить ярко и долго, а они пусть существуют, ностальгически вспоминая тот короткий промежуток своего расцвета, когда могли выделиться грубой и совершенно тупой силой, от которой останется только пыль на дороге. В отличие от них, я никогда не ждал от этого мира жалости или подачек, жил в другом времени и системе измерений. И теперь там, где раньше томилась надежда, зацвели густые луга. Я начал верить в свои силы.
Учебное время, особенно школьное, не является показателем успешности человека. Это я понял, когда лежал на грязном льду. Дома ко мне было одно отношение, в школе – второе, на улице – третье, а в секции по боксу – четвертое. Каждое из них, хотя бы немного, но отличалось. Поскольку я особо не переключался между социальными ролями, пытаясь всем понравиться и угодить, как это делали остальные, то вполне мог сконцентрироваться на одной роли, которую собирался выполнять хорошо. Бокс стал моей идеей-фикс. Это было моим наваждением, в котором я мог реализоваться. Он занимал все мои мысли от и до. Все, о чем я теперь думал, – стать лучшим в секции. А раз я могу где-то стать лучшим, значит, школа, по большому счету, ничего не решает, и переживать не о чем. Битый быстрее адаптируется в жизни. Ведь можно сколько угодно долго учить льва поведению шакала, но шакалом он никогда не станет.
Вернувшись домой, я закрылся в комнате, поставил подушку на стол, создал сзади нее опору из стопки учебников, встал в стойку, которую мне показывал тренер, и начал потихоньку повторять выученные движения, легонько касаясь подушки. Выдыхался, подходил к зеркалу, смотрел на себя, поворачивался и вновь принимался стучать по подушке. В голове повторял одну и ту же фразу: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». И так по кругу. Фраза въелась в подсознание, и я ее произносил уже непроизвольно. Даже когда руки уже опускались и в горле пересыхало настолько, что мне казалось, будто я задыхаюсь, фраза все равно звучала у меня в голове. Синяки, которые я видел в зеркале, лишь придавали сил. Я их больше не стыдился и продолжал ударять до тех пор, пока не выбился из сил настолько, что уже больше не мог стоять на ногах.
Утром я не мог подняться с кровати. Все тело разрывала боль в мышцах, еще сильнее, чем после первого дня занятий. Поначалу я испугался и, несмотря на то, что знал о мышечной боли, все равно боялся, что не смогу больше заниматься. Даже впал в некоторую панику. Но мама сказала, что это абсолютно нормально и что так происходит со всеми, и я не сломал себе руки и не порвал связки, и что это все временно. От этого я смог успокоиться. По совету матери размялся и более-менее начал двигаться.
После школы я пришел домой и первым делом попил воды. Затем сел за компьютер и начал смотреть упражнения на выносливость в домашних условиях. Выбрал прыжки на месте и отжимания. Если с прыжками было относительно нормально, то отжимания приходилось делать от стены, поскольку мой вес не позволял делать их полноценно от пола. Мне было слишком тяжело.
Мотивация нового дня отличалась от предыдущего. Было довольно трудно заставить себя делать упражнения, и я не понимал, почему... Цель была та же, человек был тот же, но сил и рвения уже поубавилось. Но понемногу я смог заниматься. У себя в голове вновь повторял фразу: «Я сильный! Я справлюсь! Я все смогу!». Она придавала уверенности в собственных силах и стала, скорее, мантрой, которую я наговаривал себе под нос. Расслабиться не позволял ни на минуту, хотя очень хотелось. Понимал, что если отступлю, дам себе хотя бы маленькую поблажку, то сделаю шаг назад. Шаг назад – это не только шаг в обратном направлении, но еще и упущенный шаг вперед. Для меня это было равносильно поражению, а я не мог получить его в боксе, который стал для меня откровением. Я его исповедовал не рассудком, а сердцем, а сердце у меня было большое, готовое терпеть любые испытания ради заветной мечты, которая стала теперь важнее уважительного отношения ко мне в школе и той жизни, которую мне отвела судьба. Раньше я не слишком ценил жизнь и не думал о ней, как о чем-то важном. Ее ценность была забита ногами и оскорблениями, колкими насмешками и презрительным отношением со стороны окружающих, которые ни во что меня не ставили, считая низким и жалким. Но это стало для меня лишь очередным поводом поверить в собственные силы, желанием преодолеть перенесенную боль и то жалкое положение, которое я так ненавидел.