Утром меня повели к психиатру.
– Здравствуйте. Присаживайтесь, – сказал доктор, указывая на стул перед его столом. Психиатр сидел в расстегнутом белом халате. У него были седые волосы на голове и в бороде. За очками с золотой оправой виднелись глубоко посаженные карие глаза.
– Добрый день, – коротко ответил я.
Он пару секунд молча смотрел на меня, ожидая какой-нибудь реакции.
– Как самочувствие?
– Превосходное. Домой только хочется.
– Была какая-то причина случившемуся?
– Случившемуся?
– Вы сломали несколько вещей дома и не узнали жену, – произнес он, наблюдая за невербальной реакцией. Ему было важно даже не то, что я скажу, а то, как я себя поведу в ответ на провокационные вопросы.
– Перенапряжение. Так бывает, знаете, – ответил я, качнув головой.
– Раньше такое бывало? – спросил он.
– Не припомню, – ответил я, глядя на карточку перед ним. Он повернул голову и посмотрел на меня пристальнее.
– То есть вы не помните, как уже бывали здесь раньше?
– А я бывал? – спросил я. Доктор глубоко вдохнул и на выдохе ответил:
– Бывали.
Он достал листок бумаги, положил на стол и подвинул его ко мне:
– Прочтите, что там написано.
Я наклонился над листом и начал читать:
«Меня зовут Косачев Александр Викторович. Я нахожусь в психиатрической клинике с подозрением на шизофрению. После того, как я начал забывать историю своей жизни, иначе говоря – биографию, Оля (моя жена) предложила написать этот текст на случай, если я совсем все забуду. Как уже говорилось выше, я женат, мою жену зовут Оля. Первую и единственную. У нас двое детей, а еще мы завели щенка, черного лабрадора-ретривера, которого назвали Бахвал. Недавно он догнал соседского кота, который забрался к нам на территорию и обоссал мою футболку. Чертов гаденыш… Сосед ругался, потому что кот дорогой, порода мейн-кун, насколько я помню. За футболку он все-таки заплатил.
У меня филологическое образование. Подрабатывал учителем русского языка и литературы в школе у старших классов до тех пор, пока со мной все это не приключилось. Но это как частичная занятость. Основное мое занятие – мотивирование, в чем я себя нашел. Это больше, чем просто педагог-предметник, работающий в рамках, которые не дают развернуться и забирают много сил.
Мы с Олей надеялись, что это просто невротическое, стресс, перенапряжение или что-то в этом роде, но все оказалось куда серьезнее. Радует, что моя Оля – самостоятельная и способная женщина, которая потихоньку со всем справляется. С мужем вот только не повезло: больной какой-то. Но я надеюсь, что скоро вылечусь и этот текст никогда не пригодится.
И Сань, если ты читаешь это – значит, все плохо. Не верь своей голове, верь Оле. Она единственная, кто всегда будет на нашей стороне, что бы ни случилось, и поддержит, даже если мы натворим лишнего. Цени ее, пожалуйста. Даже если не веришь во все это, цени ее хотя бы из уважения ко мне.
Спасибо!»
Я отложил лист бумаги. Текст прояснил некоторые моменты, но вспомнить что-либо, связанное с текстом, не вышло: я не помнил ни тот день, ни этот текст, ни жизнь, которая прошла за десятки лет. Понятным стало только увольнение, которое я никак прежде понять не мог: он, оказывается, не собирался полноценно работать в школе, а просто использовал ее, как подработку, пока придумывал, как выбраться из порочного круга нищеты. Саша была для него проблемой, и он от нее избавился, поскольку я не был игроком первой лиги и со мной можно было не считаться, ведь это не моя жизнь. Метод Пигмалиона, мотивационные речи и прочие вещи мы разрабатывали вместе, только я этого даже не замечал, поскольку был увлечен процессом. Название на листке бумаги было придумано им. Как только все было готово, он отбросил меня в пустоту. Во мне уже не было смысла. Единственное, что вызывало вопросы: как он развил метод, оставаясь тем, кому нужна дополнительная личность, чтобы вытаскивать задницу из дерьма?! Как правило, слабая личность создает для себя защиту, а раз так, неужели он не побоялся сцены? Или сцены не было? Почему я исчез так надолго, если он был слаб для этой жизни?!
– Все в порядке? – спросил доктор, заметив, что я задумался.
– А? – произнес я. – Да. Все хорошо. Какие-то провалы в памяти, видимо, – задумчиво ответил я. Доктор сложил руки вместе:
– Вам следует полежать пару дней у нас, понаблюдаться.
– Нет. Я хочу домой, к жене, – ответил я, зная, что меня не могут удерживать силой, тем более что я не представлял опасности для окружающих или для себя.