Мне было трудно так просто взять и в один день все принять и смириться со случившимся. Да, оно уже произошло в моей жизни, да, это нельзя было изменить, да, я был на вторых ролях в этом теле, да, он действительно создал достойную жизнь, развил идею метода и довел ее до победного конца… но также он отобрал у меня целую жизнь, ничего не дав мне взамен. Просто использовал для своих целей, не более того. Обманул, как ребенка! Он внушил мне, что я был весьма ценным, важным, должен был что-то сделать большое в жизни, но, по правде, все, что я должен был делать, это вытаскивать его задницу из передряг, в которые он постоянно попадал. Во мне не было величия, не было важности, ценности, больших надежд и целей, которыми я все эти годы грезил. Ничего из этого! Все, что мне нужно было делать, – быть дублером и мальчиком для битья. Он даже не давал мне полноценно управлять телом, чтобы я мог решить все возникающие проблемы, а заставлял меня терпеть удары, предназначавшиеся ему. Он был настолько жесток ко мне, что даже не пытался со мной поговорить, совсем не замечая меня.
Алкоголь в моей крови упрощал многие вещи. Я буквально притягивал за уши некоторые факты, мысли и идеи, доходя порой до абсурда. Конечно, он не мог мне внушать какие-то мысли или контролировать тело, пока я был ведущей личностью, это были мои собственные проблемы, причем, именно психологические, а не телесные, ведь контроль над телом, на самом деле, был полный. Но нужно же было списывать на что-то свои слабости: это мне кто-то мешал, а не я был слабым. Также все эти мысли он просто не мог мне внушить, поскольку это я сам неправильно интерпретировал собственные ощущения. Я ему был нужен, но не более того. Порой достаточно неправильно интерпретировать чувства, мысли, слова, ощущения – и все сразу переворачивается вверх ногами.
Опьянение выкидывало понемногу сгустки стресса, отщипывая по чуть-чуть. Я сидел, рассуждал сам с собой, злился, успокаивался, переживал различные варианты событий, вставал на разные стороны, в то время как стрелки на часах мерно тикали, заставляя ночь становиться темнее. Спать хотелось все сильнее и сильнее. Вот я яростно говорил – а в следующую минуту уже спал, положив голову на письменный стол.
Мне было крайне трудно осознать то, что меня выбросили из жизни на десятки лет. Уходить, конечно, я не собирался. Ведь меня создали, дали волю, чувства, эмоции, я был живым и собирался жить! Собирался забрать свое. Двадцать с лишним лет, конечно, уже не вернуть, но можно было прожить оставшуюся жизнь, годы которой были еще впереди. Я решил, что не отдам ему оставшуюся жизнь и буду бороться до последнего, потому что это все, что у меня осталось. Я чувствовал, что если меня не станет, то теперь не станет уже навсегда. Я должен был бороться за жизнь как в последний раз, потому что именно таким он и был.
ГЛАВА XVII
Я проснулся от того, что мне очень сильно хотелось пить. Голова разваливалась. Тошнило. Поднявшись со стула, я понял, что еще не протрезвел. Трудно было понять: меня тошнило от происходящего, от себя или от интоксикации? Свет, идущий из окна, резал глаза.
– Ты что, тут спал? – спросила Оля, войдя в кабинет.
– Говори тише, – сказал я, держась за голову.
Мозг был готов лопнуть от любого громкого звука. Выраженность похмелья была слишком большой. Казалось даже, что это тот, второй, боролся за право быть реальным. Хотя эта мысль больше напоминала паранойю.
– Пойдем, – шепотом произнесла Оля и повела меня в спальню, – я тебе все принесу, ложись. Давай. Вот молодец…
Лежа было проще переносить похмелье. Может, потому что нагрузка была меньше, может, потому что в таком положении чувствительность организма к раздражителям притупляется, а может, все вместе, черт его знает. В любом случае, я лежал и проклинал чертов виски. Похмелье в двадцать пять и в пятьдесят лет – совершенно разная штука. В организме с возрастом становится меньше дофамина и боль ощущается острее. Мне хотелось даже отказаться от жизни и уйти в вечный сон. Былая прыть куда-то испарилась. Я был готов сдаться.