Модель парусника для дебютного фильма - ловите! Бах! Годовой отчет для налоговой? Квартальный максимум, больше не вытяну. Бах! Хорошие оценки по математике для ушастой тинейджерки с розовыми волосами - без проблем. Бах! Раритетный Петроний Арбитр в тисненом переплете для букиниста - пожалуйста. Бах! Письмо от любимой девушки для задумчивого дизайнера - вуаля. Копию прислали жене? Извините, точней надо быть в желаниях. Десять тысяч семьсот рублей для узбекской продавщицы китайского трикотажа? Бах-бах! А носки и платочки пойдут в подарки метроллям - их-то с Новым годом поздравлять некому!
Остаток чудес оптом достался владелице небольшого собачьего приюта - хватило и на корм и на новый вольер и на груз душистого сена и на добрые ручки для овчара, гончашки и четырех щенков породы подмосковная уличная.
Напоследок Дед Мороз закрутил над Красными воротами небольшую рождественскую метель. Хохотнул, глядя как гоняются за снежинками малыши и фотографы. Похлопал по плечу Уголькевича... и опять приуныл.
- Я ж теперь лицо без определенного места жительства. Кто меня до Великого Устюга оттранспортирует?
«Дед Пихто» хотел сказать Уголькевич, но вовремя вспомнил, что старик давно отошел от дел.
- У нас в троллярии перекантуешься до декабря. Как-нибудь не дадим пропасть.
Нельзя сказать, что метролли встретили новенького жильца цветами и аплодисментами - здоровенный, неуклюжий, нытик и ни разу не тролль. Но внушительная физиономия Уголькевича не внушала желания спорить. Отыскали и койку и дело - поворчав для приличия, Дед-Мороз нашел себя в кулинарии, сменил нарядную шапку на поварской колпак и посох на поварешку. Хрустящие сосульки в соленом соусе и снежки в собственном соку сделались любимыми лакомствами метроллей, кое-кому даже пришлось расшивать форму. А метролльхен наперебой вздыхали вслед новенькому и умильно причмокивали губами - какой мужчина!
Ближе к лету старик запереживал - его пугали солнечные деньки. Пришлось заниматься закаливанием - каждое утро Деда Мороза минут на десять выпускали на свежий воздух из вестибюля к вящему восторгу детишек. От жары бедолага потел и пыхтел, но в итоге привык и порой выходил даже прогуляться по Арбату или Тверской. Старику нравились блестящие, яркие улицы, разукрашенные электрической мишурой.
С холодами Дед Мороз взбодрился, зарумянился, повадился расчесывать и заплетать роскошную бороду. И рассказывать всем и каждому о чудесах Великого Устюга. Интроверт Уголькевич даже немного устал от бесконечных баек о ледяных просторах и удивительных приключениях. Он подумывал было раздобыть для друга билет на поезд и даже нашел кошелек на платформе. Но прекрасным декабрьским утром из туннеля лихо вывернули нарядные сани - пора, товарищ, труба зовет.
На прощанье Дед Мороз оставил метроллям целый ящик стеклянных игрушек. А в пещере под Университетом сама собой выросла шикарная ледяная ель. Счастливые труженики подземелий танцевали вокруг и веселились просто-таки до упада. ...Но на Йоль Уголькевича все равно нарядили - традиция!
Скрипкин день
Работа и метролли - вещи неразделимые, как море и чайки или весна и грязь. В этом каменные упрямцы схожи с гномами, трудягами из глубоких пещер, куда никогда не заглядывает луч солнца. Мостовые, трамвайные и подвальные тролли не столь упорны, они и подраться при случае не откажутся и покутить и побездельничать в хорошей компании. И к обитателям подземки относятся с некоторым недоверием - а ну как заразишься энтузиазмом, да начнешь пахать на все четыре стороны.
Метролль Железяка отличался от товарищей тем, что вкалывал строго от звонка до звонка и вполне мог оставить недомытый вагон или невкрученный болтик. Ни выволочки ни штрафные наряды не помогали - толстокожий угрюмец трудился спустя рукава и зевал на попытки его вразумить. Невысокий, графитово-серый, с копной волос, похожей на моховую кочку, он держался наособицу и ни с кем особенно не дружил. И поселился отдельно - засквотил пустой вагон на закрытой лет сорок назад станции, самолично обшил жилище листами кровельного железа и гостей не пускал. В пыльных сумерках он прятал сокровища... но совсем не те, о которых шептались коллеги, поглядывая на одиночку. Ни лакомых угольков и шоколадной фольги, ни мягких ковриков и старых шуб, на которых приятно нежить каменные бока, ни даже пестрых журналов с сомнительными картинками. У Железяки были другие вкусы.
Может причина в том, что метролль появился на свет подле громкого водопада самой холодной в году ночью. Грохотала и звенела вода, разбиваясь о ледяные камни, завывал яростный ветер и озябшие песцы вторили ему жалобным тявканьем. А наутро буря утихла и тролльчонок долго бродил по горам, постукивая холодной сосновой веткой по стволам и сосулькам. Звон и гул, прихотливый узор ритма навсегда поселился в каменном сердце. И метро лишь усилило страсть.