рив самого Булатьева зычным командным голосом) умер от сердечного приступа прямо в вагоне и метролли не успели ему помочь. А вот владельцы милых змеек, хищных кисок и проворных опоссумов почему-то регулярно создавали аварийные ситуации. Вот и сейчас, извините за неровное дыханье… Скунса Джонатана перевозили со съемок на Шаболовке назад в зоопарк. Дорога казалась близкой, переноска надежной, пожилой киноартист – спокойным как валенок. Но на Парке Культуры юный любитель рэпа отказался уступать место бодрой пенсионерке, едущей с репетиции, старушка, недолго думая, огрела хама по голове скрипичным футляром – и понеслось. Кто-то толкнул кипера, тот выронил переноску, защелка отскочила, артист занервничал – и на Киевской из вагона очень быстро вышли все, кроме пенсионерки, утратившей обоняние в последний ковид. Увы, она решила взять на ручки милого зверика, а кусаться Джонатан тоже умел. На Баррикадной артист выскочил на перрон, удрал в туннель и свернул в ближайший попавшийся коридор. У спешно призванной Адельгейды не оставалось вариантов – закрепив на каске фонарик, метролльхен заторопилась следом за беглецом. Она шла на недовольное цвирканье, лихорадочно соображая – как бы подозвать малыша и успокоить его. Дождевого червя или свеженькой ящерицы у нее в запасе конечно же не нашлось, а вот копченая таранька ждала своего часа – на запах рыбы прекрасно приманивались коты. По идее артист носил ошейник, значит удержать скунса особого труда не составит. Осталось только… Новая волна аромата распространилась по помещению. Следом раздался разгневанный дикий рев, сотрясающий стены. Скунс пронесся назад по коридору, прыгнул на ручки к Адельгейде, нырнул за пазуху и спрятался там, дрожа и облизываясь. Его можно было понять – позади бесновался помеченный туннельный дракон. Бронированные ржавые твари, похожие на гибрид экскаватора и электрички с крылышками появились в раскопах еще до прихода метроллей. Скорее всего они рыли ходы под городом испокон веку, но раньше не попадались никому на глаза. Были драконы упрямыми как ослы, трудолюбивыми как подгорные гномы, смышлеными как собаки и непредсказуемыми как старшеклассницы. Копали длинные коридоры в поисках известняков, коими и питались, разнообразя меню кварцевыми песками и золотоносными кремнями. Поговаривали, что некоторые неблагонадежные особи могли закусить и пьяненьким рабочим, заглянувшим подремать в тупичок, но доказательств не обнаруживалось. Приручались драконы неохотно, работали с прохладцей, однако огромная сила и неутомимость компенсировали лень. Метролли запрягали могучих зверей, чтобы развозить новенькие вагоны и вытаскивать застрявшие поезда, расчищали с ними тоннели, скармливали обветшалую плитку из вестибюлей. Проблем обычно не возникало – даже во время зимнего гона чудовища вели себя в общем прилично, уединяясь в нижних ярусах заброшенных станций. Но сейчас дракона требовалось остановить – еще немного и он обрушит потолок, а следом рухнут и вышезалегающие конструкции. Отказать! На мгновение Адельгейда замерла в позе волка, искушаемого козой и капустой, но вовремя подоспевший Уголькевич разрешил дилемму. Он получил на руки все еще перепуганного, но уже истощившего боезапас Джонатана. А целеустремленная Адельгейда затопала навстречу дракону, словно принцесса, отбивающая своего рыцаря: - Нунуну, тише, тише, мой ржавенький! Обидел тебя этот гадкий вонючка, выговор ему с занесением! Будь умничкой, сейчас пойдем в депо, примем душик и все пройдет! Давай сюда мой хвостатенький, лапкой топ, лапкой топ! Бурча, плюясь, огрызаясь и взревывая, дракон пополз за метролльхен. Что такое душ он не знал, но сердцем чуял – эту мадам лучше слушаться. И в помывочном ангаре вел себя на удивление смирно, перекусил всего два шланга и одну щетку. Зато не съел никого и даже нефтью не плюнул. От купания дракон в восторг не пришел, от жидкого мыла стал фиолетовым в крапинку, и лишь хорошая порция машинного масла пополам со старым-добрым дегтем исправила дело – привет от скунса по имени Джонатан сделался почти что неразличимым. Нельзя сказать, что после спасительной бани метролльхен подружилась с драконом – оба они были существами независимыми и предпочитали уединение. Однако Адельгейда стала носить в карманах алюминиевые ложки и вилки – Душистик оценил новое лакомство. А дракон начал отзываться на имя и подставлять чешуйчатый нос, чтобы погладиться. Приходилось вставать на цыпочки, но метролльхен не возражала. И тихонько улыбалась, когда, обходя по долгу службы вагоны, чуяла запах дегтя приносимый издалека сквозняками. А иногда и видала в туннелях лукавую ржавую морду. Скрип – и нету, не стояло здесь никаких драконов. Со временем коллегам по работе стало казаться, что тролляйн фон Раух-Топаз сделалась чуточку выше ростом. Так ли это – осталось тайной, однако выглядеть Адельгейда стала куда внушительней. Она больше не краснела от шуточек грубых метроллей, научилась ставить на место вагонных хамов и однажды поспорила с самим Булатьевым, приравнять ли уличных кошек к собакам и дать ли им право проезда в метро (дать, но лишь взрослым и дисциплинированным). Жаркой летней ночью метролльхен даже рискнула выйти в наружу и почти час прогуляла по скверу подле Манежа. Ближе к осени фауна в метро, как водится, стала разрастаться и полниться. Заплутавших слетков ворон и юную пустельгу Адельгейда собственноручно выловила сачком, вызвав из депо раздвижную лестницу. С мамой-опоссумом получилось сложнее. Она прискакала из контактного зоопарка прямо на МЦК, устроила себе логово под перроном и всерьез вознамерилась воспитать потомство в шумном днем, но спокойном и сытном ночью убежище. Выманить маму на объедки из человеческой столовой не составило бы труда, а вот собрать полтора десятка лысохвостых и проворных детишек… Терпением и охотничьими колбасками удалось преодолеть робость чужеземной гостьи, и даже место семейству нашлось подходящее – свалочные тролли из Торбеево как раз искали бригаду сортировщиков мусора. Всяко лучше, чем в клетке! О брошенных мурках и упрямых дружках, что сумели вырваться с дальних дач и явились в столицу разыскивать своих человеков, Адельгейде вспоминать не хотелось. Хотелось плакать – звери не виноваты, что люди такие люди. Однако и здесь кому-то везло вернуться, кто-то то отыскивал новый дом, прибивался к стройке, кафешке или профилакторию… А вот внушительному дымчато-серому красавцу мейнкуну удача не улыбнулась. Внимательная Адельгейда заметила кота во время рутинного обхода кольцевой линии. Независимый и угрюмый он сидел в дорогой на вид переноске, безразлично взирая на мир. На своего человека кот не обращал внимания, впрочем, хозяин отвечал ему взаимностью – холеный красавчик неопределенного возраста упоенно строчил что-то в айфоне и сладко улыбался. Не восторг, но и ничего выдающегося… Метролльхен хотела было перейти в следующий вагон, но ей почудилось отчаяние в янтарно-желтых глазах мейн-куна. А передавать мысли он, конечно, умел, как и все шестипалые коты с кисточками на ушах. У Хемингуэя до сегодняшнего утра была девушка. Хорошая, славная девушка из очень хорошей семьи. Жила себе в милой студии, преподавала английский в школе, воспитывала кота и особо не распространялась, кто у нее папа и мама. Иногда в доме появлялись веселые щебечущие подружки, тискали и закармливали кота, завязывали ему на хвосте бантик. Хемингуэй терпел, лишь тщательно вылизывался потом. А вот мужчину, которого привела к себе молодая хозяйка, терпеть не стал – приторный как сироп от кашля и настырный как блоха красавчик лгал в глаза и о чем-то явно не договаривал. Несколько месяцев длилась борьба – в ней страдали носки и галстуки, модные туфли, рюкзаки и сумка от ноутбука. При хозяйке красавчик старался погладить Хемингуэя, угостить вкусненьким и похвалить, без хозяйки – пинал и бранил. И наконец сегодня запихнул сонного в переноску и вынес из дома – в клинику. Усыпить, чтобы не путался под ногами, слышишь, серый ухвосток?! Другой бы может быть стал бы сопротивляться, но вульгарная драка была ниже достоинства Хэмингуэя. Он покорно принял свою участь. Вот только хозяйку жалко – как она справится без кота? Прежняя Адельгейда, пожалуй бы, долго плакала, а потом попыталась бы позвать на помощь метроллей посерьезнее – да хоть того же Уголькевича. Новая ни секунды не думала. И не стала дожидаться, когда красавчик выйдет на своей станции. Растолкала пассажиров, приблизилась, снизу вверх посмотрела в рыбьи глаза красавчика: - А ну отдавайте кота, ты, живодер! - С ума сошла, тётя? – котоносец воззрился на незнакомку, как Ленин на буржуазию. - Это вы с ума сошел – здоровое животное усыплять! Работники метро все знают, не отвертишься, – рявкнула Адельгейда. А ну отцепись, безобразная лысая карлица! Иди в … … … и кота захвати! Ругался красавчик уныло и однообразно. И необидно – когда, скажем, Вагоньев, предлагал Адельгейде сходить в баню, а затем пересчитать прыщики на собственном хвосте, метролльхен чуть не покусала ругателя. А тут – пар человек спускает и в падежах со склонениями неточен. Пусть себе язык чешет… Ловко выхватив тяжеленную переноску, метролльхен попыталась выскочить из вагона, но красавчик рванулся следом. Он догнал Адельгейду уже на платформе, попытался ухватить за пиджак, с