— Матерчатый саквояж с одеждой мы нашли на лестнице, рядом с телом, а сумочку — в угольном ящике на цокольном этаже. Один из моих людей обнаружил ее совсем недавно и почти случайно.
— Интересно, почему она там оказалась. Есть какие-нибудь идеи?
— Мой человек сказал, что сумка была открыта. Будто кто-то в ней рылся и что-то искал, а потом выбросил.
— Кроме документов девушки, тут ничего, — сказал я. — Ни денег, ни кошелька, ни бумажника, ни ценностей.
— Не совсем нормальное поведение для нашего приятеля, — заметил Вайс. — Совсем не нормальное. У предыдущих жертв оставались кое-какие деньги.
— В этом ублюдке нет ничего нормального.
— Верно. Я имел в виду, что обычно он не грабит своих жертв.
Я понял, что мы с Вайсом подумали об одном и том же: человек Кернера украл деньги из сумочки Евы Ангерштейн и разделил их со своим комиссаром. Среди берлинских полицейских это не редкость. Ни один из нас ничего не сказал.
— Кто знает, что на уме у такого извращенного маньяка, как Виннету? — произнес Кернер. — По моему опыту, подобные типы готовы на любое преступление. На воровство, поджог, изнасилование — всего не перечислишь. Скажи вы мне, что он еще и государственную измену планировал, я бы не удивился. Непохоже, что убийцы щепетильны в вопросах нарушения закона. По моему скромному мнению, сэр.
— Сумка их «Хульбе», — сказал я Вайсу. — Хорошая сумка из хорошего магазина. Не ожидаешь, что девушка, которая может позволить себе такую вещь, станет обслуживать клиента у стенки во дворе. Скорее подумаешь, что она воспользовалась бы комнатой. Местом, где смогла бы помыться, — рассуждал я, продолжая копаться в сумке.
— Вас послушать, она не шлюхой была, а чем-то получше, — заявил Кернер. — Слушайте, это лишь сумочка, верно? Не знаю, о чем она вам говорит. Возможно, парень торопился. Не нуждался во всех этих шикарных шелковых штучках и нижнем белье, которые предлагают некоторые девицы. Хотел слегка пообжиматься, а потом дать немного наличных на такси до дома.
— Полагаю, вы правы, Иоганн, — сказал Вайс.
— Любопытно, — произнес я. — В сумке есть потайной кармашек. Молния у него не сверху, а снизу, под складкой. Полагаю, это довольно легко не заметить. Тот, кто спешит, вполне может пропустить. А внутри что-то лежит.
Моя рука выскользнула из сумочки с парой золотых колец и хрустящей банкнотой в десять марок.
— Дайте-ка погляжу, — раздраженно сказал Кернер.
Я передал кольца, но не деньги:
— Думаю, вам лучше не трогать «герра Таера». Купюра выглядит совершенно новой. Словно ее только вчера напечатали. Возможно, мы даже сможем отследить ее, сэр.
— Хорошая работа, Гюнтер.
Агроном Альбрехт Таер был славен лишь тем, что его портрет оказался на зеленых банкнотах в десять марок. Лично я никогда о нем не слышал. Герои Веймарской республики всегда казались мне заурядными, что, вероятно, является отличительной чертой подлинной демократии. Вот при кайзере немецкие деньги выглядели куда более патриотичными и вдохновляющими.
Я сунул банкноту в бумажный пакет и отнес в фургон. Затем вернулся к лестнице и, оставив Вайса беседовать с Кернером, спустился туда, где Эрнст Геннат, полагаясь на свой многолетний опыт в отделе убийств, осматривал труп. Луч фонаря рыскал по земле вокруг тела, точно нос муравьеда. Девушка с залитой кровью головой выглядела так, словно упала с лестницы и проломила себе череп. На ней была хорошего качества одежда и шелковые чулки. Слетевшая шляпка-клош серого цвета из «Манхаймера» на Обервальштрассе напоминала стальной шлем, который не сработал.
— Окоченение уже наступило, — сказал Геннат. — Полагаю, она мертва примерно двадцать два или двадцать три часа. Все равно что убить детеныша тюленя.
— Как это? — спросил я.
— Она спускается впереди, он бьет ее молотком, одним мощным ударом ломает шею и еще до того, как девушка падает на землю, достает свой нож, готовый снять с нее шкурку. От начала до конца проходит секунд шестьдесят.
— Господи, как быстро.
— Все потому, что он не получает никакого удовольствия. Это совершенно очевидно. Иначе осталось бы больше доказательств остервенения. Порой, когда убийца испытывает кураж от процесса, открываются все шлюзы, и он наносит множество ножевых ранений. Но у этой девушки даже юбка не задрана и, насколько могу судить, на теле ни следа. Так что дело не в сексе, Гюнтер. И даже не в убийстве. Все дело в трофее. В волосах. В ее скальпе. — Геннат сделал паузу. — Ты что-то нашел в сумочке?