- Учитель? Ах да, Ниир же преподает у тебя «Основы иллюзий». И почему именно он? По-твоему, у меня лишь один друг? – почему-то от такого предположения Ханару стало немного обидно.
- Просто дедушка говорил, что Вы ведете достаточно…уединенный образ жизни. И друзей у Вас не очень много. А учитель Ротим…
- Ладно, я понял. Да, господин Дюро прав, у меня не так много друзей, но это не Ниир, а другой друг. Очень вспыльчивый и крайне язвительный. Боюсь и так, мне этот промах будет припоминать при каждом удачном случае до скончания моих дней. Так что посоветуете?
- Мне, если честно, не приходилось давать советы по такому вопросу, - неуверенно проговорила Тесса, изредка бросая взгляды на Ханара, - К тому же кому-то старше. Но если Вам и вправду интересно мое мнение, то надо просто извиниться. Друзья на то и друзья, что принимают нас таким, как мы есть. Если простого «прости» не достаточно, то это не друг… Ну, я хотела сказать… Я не так часто ссорюсь с подругами, но если такое случается и по моей вине, то я извиняюсь. А еще мы съедаем что-нибудь вкусное, вместе. В Асутре, недалеко от Академии, на набережной, есть замечательное кафе с прекрасным видом на залив. Если погода позволяет, мы садимся за столики под навесом, пьем чай с пирожными и разговариваем. Ой, простите! Я, кажется, начала говорить совсем не про то…
- Нет, это замечательно! – Ханар в очередной раз обхватил тонкие ладошки своими, благодарственно сжал,заглянул в лицо, широко улыбнулся, - Это то, что нужно! Спасибо.
***
- О, леди Лета, Вы опять здесь? – Ваин, широко улыбаясь, переступил порог кабинета, - Опять прячетесь? Пятый раз уже за три дня.
- А Вам жалко что ли? – фыркнула девушка, отрываясь от очередного наброска.
- Да нет, - призрак мага пожал плечами, - просто его поисковые заклятья, словно неприкаенные души, бродят туда-сюда по замку, изредка врезаясь в мой барьер. Раздражает немного, если честно.
Лета опять фыркнула, отодвинула от себя лист, исчерканный штрихами разной толщины, нахмурилась, вернула папку на колени и принялась что-то яростно перерисовывать. За неделю, прошедшую со знакомства, хозяин Западной башни понял, что уже скучает по своему вынужденному одиночеству.
- Может, всетаки встретитесь, дадите ему шанс объясниться? – вновь спросил Ваин.
- Сейчас ни в коем случае, - протестующее замотала девушка головой, - Вы меня не знаете, а я себя очень даже хорошо. Я еще слишком зла на него. Если мы сейчас столкнемся, боюсь, наговорю ему такого, после чего мы не сможем даже друзьями остаться.
- И все же, Вам придется в ближайшее время пересечься, - возразил призрак, - Насколько я в курсе, не сегодня завтра невеста собирается возвращаться в Академию. Ханар намеривается сопровождать ее. А значит и Вам придется отправляться в путь.
Лета вздохнула, но промолчала.
- Может все же стоит признаться ему? – осторожно предложил Ваин, он не любил лезть в чужие дела, тем более сердечные, - Насколько я заметил, мой потомок слегка недогадлив, когда дело касается отношений между людьми. Может, если поймет, в чем дело, и осознает, почему Вы избегаете его, перестанет столь сильно давить на вас?
- А Вы бы признались? – спросила Лета, карандаш в ее руках замер, но взгляд она не отрывала от рисунка, - Зная, что тот, кто Вам нравиться, не просто связан определенными обязательствами, но влюблен в другого человека? Смогли бы открыть сердце, прекрасно осознавая, что после такого откровения, на которое он наверняка не сможет ответить, между вами не останется ничего, даже дружбы?
- Нет, - раздалось тихо, - Я не смог.
Лета, которая в основном задавала эти вопросы себе и не ждала на них ответа, удивленно вскинула глаза на сидящего напротив мужчину. Вид у того был какой-то поникший, даже слегка поблекший, казалось еще немного, и он начнет просвечивать, став тем, кем и являлся.
- Она, - в этот раз Ваин не обратил свой взор к портрету над камином, но Лета и так поняла, о ком он говорит, - пришла в Са уже не свободной. В своем мире у нее остался муж и двое детей. И пусть их брак был договорной, и мужа она и не смогла полюбить, но за детей ее сердце болело, а душа рвалась туда, к ним. Мое признание сделало бы ее пребывание здесь еще более невыносимым. Но она, обладая острым умом и прекрасной интуицией, сама догадалась о моих чувствах. И ни словом, ни взглядом не упрекнула за них. Лишь перед самым возвращением поблагодарила, что я так и не признался ей.
Между ними повисло напряженное молчание, тяжелое, словно сам воздух загустел до состояния киселя. Или они вдруг оказались под толщей воды, как в старой песне «про дыхание». Лете даже показалось, что она ощущает эту влагу на щеках, пока не поняла, что это слезы. О ком она плакала? О себе или о мужчине, который даже за двести лет не смог забыть.