- Ох, и наивные дети, - всплеснула руками Лета, внимательно слушавшая до этого, - Бедные и наивные. Эта старушка вполне могла из доброй феи в злую ведьму превратиться.
- Это сейчас я задним умом понимаю, что идти куда-либо с незнакомым человеком, будь она трижды милой старушкой с ведром пирожков, это чистой воды самоубийство. И в рабство можно попасть, и на опыты как какому-нибудь подпольному колдуну, да мало ли опасностей в городе таится. Но тогда и я, и моя заплаканная сестра не о чем дурном не подумали. И видимо духи родителей еще не ушли далеко по Тропе предков, защитили своих неразумных чад. Старушка та стала нам ближе всех оставшихся в живых родственников. Она пустила нас под свой кров не только на ближайшую ночь, но и на все последующие. Из платы согласилась брать лишь помощь по хозяйству, да и относилась как к внукам. Сестра подрабатывала то там, то здесь. И пусть денег было не много, но нам хватало. Потом я подрос, начал помогать по мере сил. А когда Илина нашла постоянное место заработка, дела вообще пошли в гору. Ее взяли в мастерскую по пошиву одежды младшей швеей. Руки Илины всегда были ловкие, с ранних лет все в деревне восхищались ее умением тонко прясть и гладко ткать. Да и вышивала она так, что в восемь лет могла за пояс заткнуть многих, уже замужних девушек. Поэтому не удивительно, что очень скоро ее талант заметили, и она стала старшей раньше прочих.
У Маро была очень живая мимика, он улыбался, когда говорил про их с сестрой наивность, становился грустным, когда вспоминал, как близки они были к опасности, начинал жестикулировать, если терял мысль или забывал какое-нибудь слово. Лета буквально любовалась рассказчиком, впитывая его слова. Мальчишка настолько эмоционально вел повествование, что когда замолчал, переводя дух, никто не захотел влезать, подталкивая дальше. На несколько долгих мгновений в экипаже повисла тишина, только рессоры поскрипывали, ветер шумел листьями на деревьях, да негромко перестукивали копыта об дорогу.
- А потом, - мальчишка драматически замолчал, а девушка обратилась в слух, невольно подавшись вперед, впилась глазами в рассказчика, тот, скорбно выдохнув, продолжил, - Хозяин ателье, где работала моя сестра, ее замуж позвал. И она согласилась.
И выглядел он при этом столь убийственно серьезно, такая тоска и обреченность на лице, что Лета, не сдержавшись, громко рассмеялась. Ханар, в отличие от девушки, даже не улыбнулся. Он мог только догадываться, исходя из поведения самой Леты, как в ее мире относились к девушкам, перешагнувшим порог в двадцать лет, не будучи замужем, а в мире Са с этим было более, чем строго. Не смогла вовремя построить семью, не мешай молодым. Звать замуж такую невесту, для мужчины считалось глупостью, а принимать предложение девушкой - верхом неприличия. Сквозь пальцы глядели лишь на молодых вдовушек, когда к ним сватались не столь молодые вдовцы. Поэтому чародей прекрасно понимал, почему Маро так сильно расстроило это известие.
- Ну, какая девица согласиться в двадцать лет первый раз женой стать? - продолжал между тем Маро, - Это же глупость! Только неразумная так поступает!
Лета фыркнула, явно недовольная, тем как брат отозвался о сестре. Ханар попытался сгладить впечатление о своем мире в общем и о мальчике в частности.
- Ты прав, люди с большой неохотой принимают такие союзы.
- Вот, и я о том же, - воскликнул Маро, радостный, что его поняли, - Я слишком люблю свою сестру, я многим ей обязан. Я бы и так не бросил ее на произвол судьбы. Даже если бы женился - к себе взял. Я и ей это пытался сказать, отговаривал, просил подумать. Ведь Антар, жених был завидный. Самый рассвет силы - тридцать лет. Пусть не знатен, но обеспечен. Многие мечтали его к себе в родственники заиметь, многим моя сестра дорогу перешла. И ведь я ей говорил, что каждая из отверженных невест вслед будет злые слова кидать, какое-нибудь и зацепиться, обернется проклятьем. А она уперлась, стояла на своем. С такой обидой на меня смотрела, словно я ее предал. Мы с ней тогда очень серьезно поругались.
- Я бы тоже обиделась, - проговорила Лета, - Единственный родной человек не смог перешагнуть ради меня через свои принципы. Не поддержал. Чем он тогда от чужого отличается? Правильно ничем!