Дикон замер.
– Эр Рокэ, вы… вы тогда сказали: „Жаль, я не убил нашу святую вовремя“!
– Очень остроумно.
Алва даже не повернулся. А голос у него был не то чтобы раздраженный. Презрительный.
- Но это было!
Алва развернулся так резко, что Дикон не успел и вздрогнуть. Просто почувствовал, что лопатки упираются в холодный камень, а сильная рука Алвы держит его за грудки.
– Запомните, юноша. У всего есть предел. И у шуток тоже. Равно как и у моего терпения. На убийство беременной женщины способен только конченный мерзавец. И я подобное никогда бы не одобрил ни при каком раскладе. Вы – другое дедло. Сразу видно воспитание господина в белых штанах. Выводить вас из замка я бы никогда не стал – за свои поступки нужно отвечать самому. Хоть иногда. Тем более, за такие поступки.
========== Глава 4 ==========
– Катарина была шлюхой, вы сами это признавали! А Альдо ее и пальцем не тронул, хотя наверняка догадывался, какая она тварь! Катарина получила то, что заслужила, и вы это понимаете! Хотя нет, куда вам понять такое, вы никогда и никого не любили, только использовали! Поэтому с вами никто из женщин никогда и не поступал так, как она поступила со мной! Вы к ней сразу относились так, как она того заслуживает – как к продажной шлюхе! Вы ко всем женщинам так относитесь, потому что вас так воспитали! А вот если бы вы выросли как Человек Чести и вас предала та, которую вы не просто любили, а именно боготворили…
Дик захлебывался в словах и эмоциях, ему хотелось разнести все вокруг даже не по камню – по песчинке. Он кинулся на Ворона с кулаками, прекрасно понимая, что тот и сильнее, и ловчее, но драки не вышло. Алва скрутил его во мгновение ока и с силой приложил о стену. Перед глазами замелькали разноцветные искры, и Дикон провалился в очередное видение, вернее в осколки видения, которые сменяли друг друга с бешеным напором.
— Холодно… Окно в спальне, я закрою.
— Боишься замерзнуть?
— Я боюсь потерять тебя. Ты поможешь мне закрыть окно? Его надо закрыть, надо…
— Я не войду в спальню своей невесты до свадьбы. Лучше я закрою дверь.
Розовые губы пахнут земляникой, в фиалковых глазах тает весенняя ночь. Они впервые вместе. По-настоящему вместе, одни, не считая весны и ландышей. Он нашел свою девочку в окошке и не выпустит даже на мгновенье. Родня переживет, и король переживет, и весь мир, а кому не нравится, могут убираться к Изначальным Тварям.
Треск за спиной, живое, трепещущее тепло у плеча, сдавленный крик. Закатные твари, их все-таки выследили.
— За меня! Слышишь, за меня! Быстрей!
Распахнутые створки, сорванное голубое полотнище, опрокинутый столик, перевернутая шкатулка с бисером. В дверях — десяток человек с обнаженными шпагами. Лица под масками, но одежду и осанку не спрячешь. Это не висельники, это дворяне. Родичи или заговорщики? За ней или за ним?
Кресла, столик, цветы в вазе… Как кстати! Воду в глаза первому, вазу в грудь — второму, и вперед. Удар, и еще, пока не опомнились! Не убил, но задел! Обоих… А теперь назад. Три шпаги бьют в пустоту. Что теперь? Ага, задумались, сбились плотнее. Пока мнутся — малышку в угол. Не надо меня держать! Не надо! Обернулся, успел… Кресло — в ноги тем, кто посредине, сам в сторону и вперед. Сбить в кучу, отвлечь. Скатерть… Намотать на руку, пригодится.
Мы выживем, родная, выживем, Леворукий нас побери! Назло твоим дядьям и моим «друзьям»!
Скользнуть за чужую спину… и ударить в нее. Вы не хотели дуэли, господа, и не надо! Получайте убийство!
Парировать… Еще раз, и еще, терция, перевод… Какой, однако, бойкий раненый… Был! Отступили, теперь перевести дух и вперед… Эта рана вряд ли заживет, но за что? За что?! Нашел время думать, выживешь — разберешься!
Вторая дверь! И вторая компания, еще гаже первой. Десятка полтора! Весело, и дверь завалили шкафом, соображают. Значит, назад, в обитель любви. Уклон, отвод левой, вращение; эфесом — в лицо, нырнуть под руку, этого — в голову, этого — каблуком в колено… Еще один готов, но двадцать шпаг слишком даже для отца. Не замирать, мы танцуем, танцуем «райос». Неужели не вырваться? Похоже на то! Сутулый, кто бы ты ни был, проваливай в Закат!..
Поздно беречься. Тебе поздно… Кошки с ней, с этой любовью! Была бы жизнь, остальное приложится. Его ждут, он должен вернуться в Торку! Или хотя бы избавить мир от десятка мерзавцев, жаль, мелких…
Старое, новое, забытое, знакомое. Тени мечутся, но звука нет, звук куда-то делся. Кто жив, а кто уже в Закате? И где он сам? Лечь бы сейчас. Или прислониться к стене. На минуту, на миг, закрыть глаза и прислониться… Нельзя — остановишься, и конец. Ты убит, дружок, убит, с такими ранами не живут, но пока не упал, пока дышишь, дерешься, ненавидишь, ты есть!
Красная струя, красные брызги, роса на красных лепестках, гранатовые рощи на склонах, алые рощи Алвасете. Ветер путает волосы, зеленые прозрачные волны обнимают скалы… Утром его найдут. Если хозяева не позаботятся спрятать трупы. Им придется много носить…
Убийца без лица спиной вперед влетает в комнату, валится у порога, что-то круглое подскакивает вверх, катится по полу. Голова… Голова в маске… Хлещет кровь, сколько же ее тут пролилось. В красно-черной дыре ночным факелом вспыхивает фигура. Высокая, яростная, словно сорвавшаяся с проклятой картины. Бешеное лицо, в руке — меч. Не шпага, не сабля — меч, и на нем кровь… Клирики не врали, Он все-таки есть! И Он пришел.
Кровь, вода, смятые истоптанные цветы, тряпки, осколки и трупы. Кровь, уже не алая, загустевшая… Парусами надуваются занавески, роятся, жужжат дорвавшиеся до смерти мухи, а в голове даже не жужжит, воет. Ничего не понять, не вспомнить, но стольких он убить не мог. И выжить не мог, с такими ранами не живут, но дыра в животе исчезла, правый бок тоже цел. А спина? Рука не желает подчиняться, с плечом, по крайней мере, он не ошибся. Так, сведем лопатки. Вздохнем… Ничего! Неужели примерещилось, но мертвецы — вот же они! Он не мог перебить всех. Половину, да, половину он положил, но остальные его почти добили.
Видение пропало, оставив гудящий шум в голове. Хотелось сползти по стене и не двигаться хоть какое-то время.
– Повторяю в последний раз, - процедил Алва сквозь зубы, – если ты не будешь сдерживать эмоции – убью на месте. Для Талига уж лучше Повелитель Скал, убитый прямо в Лабиринте, чем пытающийся разрушить все вокруг. Ты меня понял?
Дикон кивнул. Во рту был привкус крови. Не своей. Того человека, которого предали в доме на Винной улице. Предали еще хуже, чем предала Катари. Тот человек тоже боготворил свою любовь и был готов защищать ее до последнего, а она привела в дом убийц, помогла устроить засаду. Катари, какой бы мерзавкой она ни была, все же защитила Дикона и вытащила его из тюрьмы, оскорбляла, но на словах, не пытаясь навредить делом.
Ворон отшвырнул его в сторону и пошел дальше по коридору. Дикон поспешил за ним, прокручивая в голове свое последнее видение. Сомнений в том, что это действительно когда-то произошло у него не было. Но когда и с кем? Оружие было вполне современным, одежда на людях тоже.
Девочка в окошке. Райос. Алвасете. Алва… Догадка была настолько неожиданной, что Дикон споткнулся на ровном месте и нелепо растянулся на земле, пребольно ударившись рукой о камень.
– Смотрите под ноги, – бросил ему Ворон раздраженно, но огрызаться в ответ не было ни сил, ни желания.
Он шел за Алвой по сумрачному коридору и никак не мог понять – неужели тот восторженный и влюбленный мужчина в его видении действительно мог быть Алвой? Да чтобы Алва говорил, что не войдет в спальню своей невесты до свадьбы?! Чушь какая. Или не чушь?.. Алва столько раз шутил, что за ним приглядывает Леворукий и… Кто бы ни явился тогда Ворону на помощь, меч он держал в правой руке. Но кто сейчас носит с собой меч? Хотя Алва носил. Иногда. Меч Раканов, подаренный ему слизняком Олларом. И с теми ранами, которые были у Ворона, выжить невозможно. Но он выжил, только шрамы остались. Шрамы на спине у Ворона были точно в тех местах, куда его ранили в этом видении. Точно, Дикон не мог перепутать. Но как же так…