- Мне тоже, если можно, - сказала она вместо приветствия и уже практически разместилась за столом, как остолбенела.
- Сама себе налей, - прочеканил мужчина, снимая очки. – Вика не прислуга, а у тебя есть руки. Так что чувствуй себя как дома. И добро пожаловать.
Красивое лицо брюнетки перекосило. А я отвернулась к плите и тихо хихикнула. По стану расползались мурашки и трепет.
Впрочем, затем стало не до веселья, стоило Анжелике раскрыть рот и начать вещать о том, чего ждали от Маркуса, а именно соблюдения правил и отсутствия хамства.
- Гром тебя прибьет, если хоть что-то пройдет не так как надо, Марк, - закончила она нравоучения, допивая собственноручно налитый крепкий напиток; я сидела рядом с Литвиновым, вид у него был скучающий и раздраженный, посему отважилась на одну вещь. – Не так. Он от тебя мокрого места не оставит. И я абсолютно не шучу. Ты меня вообще…
Брюнетка замолчала, приметив. То, как выпрямился Маркус, едва моя ладонь прикоснулась к его ноге. Вспыхнув, я хотела убрать, но мужчина накрыл ее своей и стиснул пальчики. Я сконфужено насупилась. Брюнетка закатила глаза, а Маркус хмыкнул.
- Слушаю, - пробасил, черный взор магнитом мой притянул. – Буду паинькой. Обещаю. Все?
- Ну, раз ты обещаешь, - будто выплюнула женщина и поднялась на ноги. – Господи.
Не обращая на нее никакого внимания, Марк поднес мою ладонь к своим губам и оставил пару поцелуев, чем вызвал поспешно удаляющийся стук каблуков.
- Не опаздывайте! Особенно тебя касается, Литвинов!
Примерно через час после ухода Анжелики, Маркус повез меня в город, чтобы выбрать подходящее платье. Выбор мой пал на изумрудное с невесомой пышной юбкой и ажурными рукавами. Корсет помогла затянуть работница магазина. Она же всучила ждущему мужчине чашку с чаем, который он за малым не разлил, увидев меня, вышедшую для демонстрации.
- Плохо? – всполошилась я и опустила очи в вырез, глубокий, но в рамках хорошего тона вечерних туалетов.
- Замечательно, - заверил Марк рьяно и откашлялся, отставляя чашку подальше. – Великолепно, я бы сказал.
Улыбнувшись, перевела озадаченный взор на работницу, сдерживающую смех. Над чем она смеялась, в ту пору не уразумела.
Вечер настал быстрее, чем можно было предположить. И все то время, которое оставалось до отбытия, я провела в потугах привести себя в порядок и надлежащий вид. С одной лишь прической провозилась достаточно, чтобы устать. По итогу остановилась на крупных завитках, передние убрала назад, открывая лицо. От салона отказалась по многим причинам. В частности из-за начинающего мандражировать Маркуса. И пусть он сие не показывал, но я ощущала. Душой.
- Как я выгляжу? – спросила у него, одетого в черный костюм и белую рубашку, высокого и притягательного до истомы. – Не переборщила?
Я благоухала духами и теребила кулончик на шее, подарок мамы. На губах слой красной помады и угольные стрелки на глазах, над которыми я трудилась добрых тридцать минут. А Марк молчал. Не моргал, стоя на пороге и пугая меня. И без того перепуганную.
- Ты выглядишь так, - ответил он все же и оттянул бабочку, - что весь вечер будешь исключительно возле меня.
Я непонимающе переминалась с ноги на ногу. Новые красные туфли каблучками постукивали по половицам. Мужчина глубоко вздохнул, пошевелил челюстью.
- Ви, - обратилась в слух. – Ты выглядишь шикарно. Малыш, - он снял мое пальто с вешалки. – Поехали, - предоставил его мне, я, приободренная, сунула руки в рукава. – От греха подальше.
Значение последней фразы он не объяснил. Да и не важно стало, как только мы попали на прием в честь церемонии. Банкетный зал был огромен и многолюден. Снующие официанты. Гости в дорогих одеяниях и драгоценностях. Я откровенно почувствовала себя блеклой мышью на их фоне. Блеклой и жалкой. В свете мягкого желтого. В потоке речей. Ютилась рядом со спутником, выслушивающим болтовню господина Грома, расплавляла плечи и с неприязнью косилась на бокал, что был у Марка. Шампанское. Там все пили шампанское. Мне так же всучили.
- Поздравлять еще рано? – спросила подошедшая Рината, в бардовом платье она была неотразима.
Я начала озираться в поисках Арса.
- Оставь, Ри,- прошипел Маркус, по коже полоснул его взор, чернее смоли. – Было бы с чем.