- Но Марк, - в который раз я порывалась сказать, что видела в Арсении только друга, единственного друга, который у меня был, однако мужчина покачал головой.
- Дело не в тебе, а в нем, - пробасил он, смотря перед собой. – И в том, что он себе позволяет.
Более мы на сие тему не разговаривали, но думать я не перестала. В частности об Арсении, который, к слову, так же несколько изменил поведение, пусть и незначительно. Именно в этих думах я пребывала, когда увидела то впервые. Нанси вышагивающую по тропинке к особняку с газетой и письмами, которые она просматривала на ходу. И тут женщина остановилась и уставилась на один из конвертов. Распечатала без раздумий, что лично меня привело в возмущение, однако, вспомнив о своей выходке, оно быстро заткнулось за пояс. Нанси же вчиталась в написанное, после чего разорвала листок и продолжила путь к парадной. Мои глаза сделались круглыми, а душу кольнуло.
Опять? Письмо от нее? И что это было? Забота о хозяине или же поручение самого Маркуса? Естественно, спрашивать я не стала. Но с тех пор наблюдала за женщиной каждое утро, вставая на полчаса раньше.
Они приходили с завидной регулярностью, злосчастные письма в чистых конвертах, и всех их ждала одна участь, быть разорванными и выброшенными. Но в очередной день ритуал был нарушен. И не по причине выходных для Нанси, во время коих я настойчиво внушала себе, даже не думать о почтовом ящике. Нет. Домработница так же шла по тропинке. Так же просматривала почту. Так же нашла конверт, плюнула, вскрыла, окинула взором лист и уже вознамерилась порвать, но остановилась. Я не видела, что конкретно отражалось на ее пухленьком лице, однако, смела предположить, что ничего хорошего, ибо женщина уткнулась в листок и простояла так минуту прежде, чем сорваться с места и скрыться в недрах особняка. Предварительно бросив взгляд в сторону моего дома. И он был не беглым. Мне оставалось лишь в недоумении глазеть на закрывшуюся дверь и прокручивать сие сцену в уме до помешательства. Наравне с той, что произошла на следующие сутки после срыва Арсения.
- Приношу свои извинения еще раз, ma chère, - молвил друг, когда мы сидели в столовой, раз в пятый; предыдущие были озвучены на совместных лекциях, во время которых я молчала от неловкости. – Мне бы очень не хотелось, чтобы случившееся как-то отразилось на нас. Негативно отразилось, - он отодвинул тарелку, не доев. – Я был не в себе. Расстроен. Больше не тем, что отец сделал со мной, а истерикой мамы, - замолчав, он заглянул в мои черты. – Так же хочу сказать, что переживать тебе не о чем, ягодка. Мы с твоим, - парень сделал паузу и отпил из чашки, - кавалером обсудили, - еще одна, он криво усмехнулся, - мое поведение. Смею заверить, что такого более не повториться. Во всяком случае, не по моей инициативе.
- Что? – произнесла я, изрядно ошарашенная преподнесённой новостью. – Поговорили?
- Да, - Арсений передернул плечом. – Вечером. Он позвонил мне. Встретились и поговорили, - брови мои грозили смешаться с линией волос. – Продуктивный вышел диалог.
- О том же, о чем и в зале? – выдавила я из себя, не моргая. – О том, что не предназначалось для моих ушей? – сдвинув посуду в сторону, я уперлась ладонями в столешницу и пытливо заглянула в голубую радужку. – О чем вы говорили?
- О моем поведении, - повторил друг, нисколько не робея. – О том, что простительно, а что нет. В зале же я объяснял причины наших двусмысленных объятий.
- Почему на французском? – тон мой был требовательным, но слегка дрожал.
- Берег твои нервы, мышка, - отозвался он без раздумий, вызывая мой смешок, бессмыслица.
Но обсуждение закончилось, вместе с обедом. Я же ощутила себя вещью. Вещью, которую делили без мнения оной. Гадко. Учитывая, что они явно утаивали часть правды.
***
Казалось, жизнь вошла в привычное русло. Волнующие, полные истомы и трепета вечера с Марком, который основную часть дня был занят новой книгой. Краткие приходы Анжелики, напоминающей о сроках и просто маячившей на виду. Нанси, стремящаяся окутать заботой со всех сторон. И горы домашней работы, что смешивалась с дополнительной. Экзамены были уже на носу. Менее трех недель. И я зубрила, учила, глотала информацию галлонами вместе с чаем и кофе, стараясь хоть ненадолго откреститься от мыслей, походивших на надоедливых комаров.