- Ты чудо, - влажной тропинкой от середины груди до ремня, мужчину слегка выгнуло. – Боже мой! Да, черт возьми! Если бы ты только знала насколько. Хотя, - и тут я выпрямилась, потому что дошло, - думаю...
Он оборвал себя, как только я насильно отцепила его ладонь от столбика. Ту, что была перебинтована.
- Марк, - рассмотрела повязку, - тебе же больно! – переползла выше, деликатно поцеловала поверх бинта; его очи расширились. – Прости. Это моя вина. Я…
Цветным пятном перед глазами. Спина легла на матрас, я даже не успела толком ничего понять, а затем все до единой мысли улетели на белых крылышках. Существовал только Маркус, его вес и блаженство, что дарили губы и ласки. Я постанывала и выгибалась. Реки вен заполнились лавой, а низ охватила пульсация, мучительная, дурманящая, приторно терпкая, голова шла кругом.
- Марк! – возгласом от толчка, прошибло до луковиц.
Зубы на шее, не кусал, провел, раздражая кожу щетиной. Приподнял как пушинку, расстегнул молнию платья. Я сгорала. Варилась в коктейле удовольствия. Цеплялась за него. Ноги скрестились на пояснице. Не отдавала отчета. Маркус прогнулся. Пробормотал что-то. Опять повел тазом, ногти впились в спину. Разрядом в солнечное сплетение. Платье с плеч сползло. И на том все. На том прохлада окутала. Веки открылись. Уставилась на мужчину сквозь пелену соленой воды. Во мне была буря. Потянулась к нему, не осознавая, почему стоял на коленях с шоком на обостренных линиях. Марк не шелохнулся.
- Что…, - произнесла и приняла такую же позу, рот сладко саднило.
- Да мне руки оторвать за такое надо! Малыш, клянусь, я не, - уселся на бедра. – Клянусь, я не хотел. Нанси сказала, что… Но я не думал…
- Знаю, - выдохнула и уже было обняла, но рукава сковывали, посему избавилась от них, платье облаком раскинулось у коленей, продавливающих кровать. – Знаю, - провела по груди, обвила шею и только потом в полной мере уразумела, в каком была виде, нос уткнулся в сгиб, мужчина не дышал.
Я же с лихвой утонула в подступающем мандраже и конфузе. Но ведь ничего плохого я не делала? Маркус был моим мужчиной. Официальным, несмотря на то, что на приеме случилось. Да и в таких…шалостях не было ничего предосудительного с точки зрения общества и воспитания. Наверное.
- Я тебя не заслуживаю, - шепотом, я возмущенно насупилась, невзирая на то, что буквально переливалась красным, но подавилась воздухом, стоило опаляющим ладоням начать жить своей жизнью, они изучали, кусочек за кусочком. – Но как же я жажду. Тебя. Всю, - низким по слуху, ноготки, наверняка, оставили полосы. – Моя. Всю себе хочу. Навсегда. Порву, - ягодицы, поджала губы, скромность моя била тревогу. – Такая нежная. Я и себя готов разорвать. За то, что я сделал, - судорожный выдох, вдох. – Ты меня с ума сводишь, - затрепетала, как пташка в лапах хищника. – Мне мало. Сколько бы ни брал, мало, - сгорбился и лизнул щеку, забыла, что нужно дышать. – Ты не сможешь представить, что со мной было, когда этот щенок, - рывок, я на кровати, Маркус навис сверху, оскалился, страшно. – Я мысленно ему все кости пересчитал. Представлял, что с ним сделаю, если он только попробует, - от поцелуя страх вмешался в первобытное наслаждение, свела ноги. – Но я так поступить с тобой не могу. И ограничить ваше общение тоже. Потому и ввязался в подобную ересь, чтобы приобрести хоть немного душевного спокойствия. Он обещал, что не перейдет черту. Говорил, что не претендует. Вранье! Он такой же как и его папаша. Наглый, самоуверенный эгоист, - он вклинил колено меж моих бедер, разводя, взбрыкнула, заливаясь багрянцем. – А меня воротит и выворачивает наизнанку только при одной думе, что тебя трогает кто-то кроме меня. Да. Я тоже эгоист, пожалуй, каких поискать. Влюбленный эгоист. До помешательства, - глаза в глаза, кровь отхлынула от лица, в голове пусто, как кукла и только моторчик разогнался до предела. – Знаю, что не заслужил. Знаю, что не имею прав, но, - пауза, зрение рябью. – Я люблю тебя. Вика… Да тебе нужно было наорать на меня, а не прощать! Дать пощечину. Выгнать. Малыш…
Закончить монолог у него не вышло. Мои губы не позволили. Губы и руки, увлекшие вниз. Пружины скрипнули. Марк накрыл собой полностью. Последняя капля рассудка ускользнула сквозь трещины. Издав глухой стон, мужчина принялся с жадностью терзать мой рот. Я снова обхватила его ногами. Тяжесть пьянила. Яд вожделения поджигал клетки по цепочке. Где-то на задворках маячила паника, слабая, игнорировать было легко. Ровно до момента, когда Маркус оставил в покое губы и приступил к медленному исследованию, вытворяя то же самое, что проделывала с ним я. Шея, грудь, выглядывающая из-под лифа, ниже. Платье воссоединилось с пледом.