- Какой? – отодвинулась немного и сразу была одарена томительным поцелуем, от коего сбилось дыхание, каждая клеточка в теле отозвалась сладостью.
- Думаю, что сейчас самое время, - молвил Марк, оставив в покое губы. – Я все подходящее искал.
Прежде, чем я успела пуститься в расспросы, он выпутался из моих ватных рук и полез в свою дорожную сумку. Увидев коробочку, перевязанную лентой, я вздрогнула и приняла ее. Узелок распустился.
- Марк, - вырвалось изумленно, когда взору предстал кулон на цепочке, с витиеватым орнаментом, казалось, что ему было уже много лет, искусная работа и, похоже, весьма дорогая.
- Открой, - попросил он осторожно, я выгнула бровь. – Он открывается.
Вытащила вещицу, коробочка встала на столик. Рассмотрев, щелкнула замочком и охнула, стоило увидеть, что таилось внутри. Навернулись слезы. Радости и печали одновременно.
Мои родители. Справа на меня взирал улыбающийся образ мамы, слева отца.
- Я перебирал то, что осталось от фотографий, - голос Маркуса чудился далеким. – Удалось склеить и спасти немногие, и тогда пришла идея. Надеюсь, что…
Он не договорил, так как я бросилась к нему. Обняла, зажимая кулон в ладошке до боли. Расцеловала шею, мои щеки были мокрыми.
- Спасибо, - заикалась, мужчина гладил спину. – Спасибо, Марк! Спасибо, любимый! – его сотрясла мелкая дрожь. – Это самый лучший подарок, который я когда-либо получала!
Перебралась на колени, отпрянула, чтобы накрыть его губы своими. Поцелуй вышел соленым и страстным. Таким, от которого стрелки часов ускорили ход. Таким, от которого мы оба начали нещадно задыхаться.
***
Кулон покоился поверх платья под шубкой. Мех воротника щекотал лицо, его же с аппетитом покусывал мороз. Идя вслед за Маркусом в толпе людей, я приметила, что он озирался и выискивал кого-то. Догадаться, кого именно трудов не составляло. Коленки гнуться перестали. Трусишка в подкорке призывала к бегству и пряткам. Глупо, но еще глупее был ступор, в кой я прыгнула с разбега, увидев курящую персону возле колонны перед входом в здание вокзала. Сходство поражало воображение. Те же жесткие черты, только суровее, рост и темные непослушные волосы, однако посеребренные годами. Лев Вениаминович. И он ждал нас, опираясь больше на правую ногу. Он ждал встречу со мной, что собственной слюной давилась.
- Папа, - обозначил появление Маркус, его отец прервал разговор с еще одним мужчиной в летах. – Здравствуй.
Господин Литвинов приподнял уголок прямых губ и пожал руку сына, перебросившего сумки на одно плечо, после чего дернул того на себя и обнял, похлопал по спине.
- Марк, - взгляд на меня, как рентген, до костей пробрал, заледенела под порывом ветра с крупицами снега. - Как добрались?
- Отлично, - писатель отодвинулся. – Иван, - рукопожатие со спутником Литвинова-старшего, последний не отрывал очей от меня, не знающей, куда деться. – Благодарю, что…
- Оставь столичные прелести, - прогнусавил полноватый господин, сверкая лысиной. – Чай свои, аль нет? Едем. Холод собачий. Ты мне это, кстати, на карточках черканешь? А то племяшка уши прожужжала. Похвастать хочет в школе.
- Черкану, - кивнул Марк непринужденно. – И поедем, только познакомьтесь для начала. Виктория, - обернулся и поманил. – Подойди, - подчинилась, он положил руку мне на плечи. – Виктория Куц, господа. Моя дама. Милая, мой отец, Лев Вениаминович, - выдавила подобие улыбки, мужчина продолжал пристально рассматривать. – И Иван…
- Просто Иван, - вмешался друг семьи, наверное. – Деточка, без формальностей. Добро пожаловать в Белокаменный.
- Благодарю, - споткнулась на середине слова, выдавая себя, Маркус ободряюще потер предплечье.
А господин Лев все смотрел, не произнеся ни звука. Когда конечность протянул, за малым не попятилась. Поколебавшись, стянула перчатку и вложила ладонь в его, большую и шершавую. Литвинов-старший дотронулся до тыльной стороны губами.
- Добро пожаловать, Виктория, - голос его был даже ниже, чем у Маркуса, а глаза черными, завораживающими и пугающими до чертиков. – Рад приветствовать даму сына. Наслышан, - отпустил, след от поцелуя горел, или же мне только мерещилось. – Честно говоря, заочно знаком с вами уже давненько.