- Лева, - Людмила погрозила ему пальцем. – Ты с ума сошел? Бедную девочку в слезы!
Мужчина затушил сигарету в пепельнице. Я скомкала платок. Марк закрыл лицо ладонью. Мои глаза вновь противостояли взору с другого края. И тут произошло то, чего я никак не ждала. Лев сам подлил мне чаю и положил на тарелку кусочек пирога с вишней.
- Птичка на хвосте принесла, что ты любишь, - он подмигнул, я растерялась. – Зла не держи. Что было нужно, я уже увидел. Кушай, красавица. А потом общаться будем. Хочешь, о Марке расскажу? Интересное.
- Хочу, - я прищурилась, Маркус отнял ладонь и всмотрелся в отцовские черты.
- Тогда расскажу. И покажу. У меня много чего есть.
Мой мужчина издал глухой стон. Людмила возвела очи к потолку.
***
Лев Вениаминович не приукрасил, когда назвал то, что собирался показать и рассказать интересным. Интересно было до мурашек. Истории из детства, рисунки, которые отец Марка сохранил, первые стихи. Сам Маркус сидел на диване и наблюдал за нами со смесью некоторого смущения и настороженности. Людмила так же была в гостиной и слушала, смеялась, потом отлучилась, чтобы сварить кофе. Я листала альбом. Один из снимков вынудил отложить все и просто смотреть.
У него были мамины глаза. Цвет достался от отца, но выражение я бы узнала из тысячи. Мать Маркуса была статной женщиной с копной кудрей. Вдобавок художницей, ее картины висели на стенах, натюрморты и пейзажи, они были прекрасны.
В душе поселилась тоска. От несправедливости бытия. От того, что эта женщина так никогда и не узнала, каким вырос сын, которого она носила под сердцем с необъяснимой уверенностью, что родиться именно мальчик. Имя выбирала так же Наталья. О бывшей жене Литвинов-старший поведал с печалью и восхищением. Он скучал по ней, и годы не изменили того.
- Поверить не могу, - говорил Марк, стягивая покрывало с кровати во второй спальне; я боролась с воспитанием, переодетая в пижаму, однако никто не предавал значения тому факту, что женаты мы не были, а, значит, и мне переживать было незачем. – Нет, я, конечно, предусматривал нечто из ряда вон, но чтобы так… Ви…
- Нет, - подошла к нему и обхватила. – Да, не скрою, что осадок остался, но я не в обиде. Он беспокоится за тебя.
Мужчина в спор не вступил. Вскоре он и вовсе уснул, а вот я ворочалась, подсознательно готовясь к новому кошмару. В конечном счете, выбралась из-под одеяла и поплелась в ванную, продвигаясь почти на ощупь по памяти, и практически толкнула нужную дверь, но взгляд наткнулся на линию света, она била из-под смежной вместе с отголосками музыки. Передернуло. Скрип полотна. Мой шаг и опять скрип. Шаг назад. Лев и я взирали друг на друга посреди полутьмы. Перезвоном колокольчиков по воспаленным от недосыпа извилинам. И одна мысль пластиной граммофона, метеоритным дождем.
- И в чем же мой отец обвинял Марка? – вырвалось до того, как я поняла, сорвалось и над головами повисло подобно мечу.
Далее последовало молчаливое приглашение зайти в маленькое помещение, заваленное книгами. Умывание могло подождать.
Глава сорок шестая
Лев Вениаминович предложил занять одно из двух кресел. Все так же в тишине. Опустилась и первое, за что зацепился взгляд, полка по левую сторону со стройным рядом книг. Одного единственного автора. Моего автора.
-Коллекционирую, - невольно вздрогнула, когда густой воздух, наполненный ни с чем несравнимым запахом, всколыхнул бас мужчины; он сел напротив, закинул одну ногу на другую и переплел пальцы. – А ты читала?
- Да, - провела кончиком по корешку того самого романа, экземпляр которого видела в витрине по пути в больницу к маме. – Это первый?
- Да, - подтвердил он. – Самый первый. Марк прислал почтой, - Литвинов-старший улыбнулся краешком. – Таким воодушевленным приходилось слышать его не часто, - я убрала руку и положила на бедро, он наблюдал за мной, взоры пересеклись. – Любопытная, да?
Скулы ошпарило, но глаз не опустила.
- Есть такое, - передернула плечами. – Любопытство не порок, как говорят. Хотя порой оно выходит боком.
На ум сразу пришел Арсений с признанием. В неведении благо. Да вот только не иллюзорно ли оно? Если бы я не знала, то, возможно, события могли развернуться куда серьезнее. Теперь же держалась на некотором расстоянии и не давала ложных надежд. Пусть он и говорил, что не претендует, однако выжидает. Откровенно, это раздражало. Будто мое мнение в расчет не бралось в принципе. Впрочем, что Маркус, что Арсений обладали довольно взрывными непредсказуемыми темпераментами. Они привыкли принимать решения исключительно сами, если дело касалось личной жизни. Недостаток и достоинство одновременно.