Лев Вениаминович выжидающе уставился.
- Какой, - собрала волю в кулак, - какой она была? Его жена, - он удивился. – Может и странно, но мне бы хотелось знать. Нанси говорит, что никто не поверил Марку, ибо она производила впечатление хорошей женщины. Мой друг, который видел ее, поведал, что она красива и Марка любила чересчур. Более я информацией не располагаю, а начну интересоваться…
- Не станет он разглагольствовать, - закончил мужчина за меня. – Зачем? На его месте я бы тоже не стал. Есть вы, а есть она, прошлое. Забыть бы к чертовой матери! Да разве такое забудешь? – поставил локти на плотную материю штанов и заглянул вглубь моих очей. – А друг твой прав, - по спине побежал иней. – Любила, да воистину чересчур. Какая она? Красивая, да. И щебетала красиво. Да только не по нраву была мне с самого первого дня, ибо в маски наряжалась, а что за ними было, мы увидели, не дай никому. Но он меня не слушал. Хотел правильно перед обществом и Богом. Семья. Дом. В Данечке души не чаял, работал как проклятый, учась параллельно. А вот Машке материнство было в тягость, - я подалась вперед, глотая выдаваемое до буквы. – Прилежную хозяйку из себя корчила, мило улыбалась, а как только внук мой под ноги лез, так с неохотой. Особенно, когда он ее от Марка отвлекал. Нянки у них не было, сын не хотел, чтобы его ребенок чужаком воспитывался. Нан помогала по мере, все больше по дому возилась. Так что мать она была на бумажке, а в реальности с мужа пылинки сдувала, по пятам ходила, холила. До противного. Проходу ему не давала, - затошнило, желудок в спазме. – Единственное, что хорошего сказать могу, пела она изумительно, - электрическим зарядом полоснуло. – Голосок будто ангельский. И на лицо такая же, светлая. А внутри чернь одна и гниль и демонов полная горница. Я в семью их не лез, - он продолжал, я дрожала, в ушах шипение радио, сходила с ума. – Приеду на праздники, выходные и уеду. Намекал, что может няньку все-таки, но Машка уверяла, что справляется. Марку в рот заглядывала. Как скажет, так и будет. Хотя сама далеко не дура, только строила. Вертела, крутила. Помешательство и ум - скверное сочетание. Помешанная как есть. На Марке и его гении, как она называла. А он ее не любил, - Лев всмотрелся в мои бледные линии. – И черт бы с ней. Пусть сидит там, где сидит. Хоть так. На большее рассчитывать не приходится. Главное, что не на воле.
Кивнула. У самой в разуме бардак. По телу сокращения.
Судя по всему, на волю как раз она доступ имела, чего я, конечно, озвучивать не стала.
Ангельский голос, который не отпускал, звучал в кошмарах.
- А вот ты мне по нраву, - встрепенулась, Литвинов-старший улыбнулся. – Готов принять как факт, кем был твой папенька. Главное, что сына моего счастливым делаешь, насколько можно. Остальное не имеет значения. Пробила стену, так теперь не подводи.
На этом разговор перешел на другие темы. Лев пустился в расспросы об учебе, о гранте и поступлении, о планах, обо мне. Выуживал подробности наших с Марком отношений. Посмеялся с того, как я спасла его сына от колеса обозрения. Я рассказывала ему о детстве, о том, как отец проиграл в карты все, что было отложено на колледж, чтобы затем поставить на кон квартиру. Он был уверен, что отыграется и закончил сердечным приступом. Без мамы так же не обошлось. Как и без Арса, о его любви я благоразумно умолчала. Как и о выходке на приеме, и ссоре с Марком. Пустилась в рассказ о работе. О том, как именно Маркус забрал меня к себе. Мужчина слушал, уточнял, высказывался. Особенно рьяных комментариев удостоились Боровски и мой отец, точнее его безответственность по отношению к дочери.
Должно быть, время близилось к рассвету, когда он поднялся, я тоже, бездумно, находясь под впечатлением.
– Спать идем, - сообщил Лев. – Полно лясы точить. Я тут ночи коротаю, когда колено дергает. А вот тебе, красавица, - широкая ладонь по-отечески провела поверх растрепанных волос, - надо больше отдыхать. Круги синие, а только девятнадцать. Бегом в кровать. Заболтал старик тебя совсем.
- Вы не старик, - запротестовала.
Лев подошел к двери и распахнул. Я вышла в коридор первой и уже намеревалась пожелать доброй ночи, как заслышала то, от чего существо перевернулось.
- Признаюсь, хочешь? – моя реплика была не обязательной. – Всегда о дочурке грезил, да не сложилось. Хотя, - усмешка. - Называй меня папой.