- Ну, уж нет! Ни за что! Вика не будет встречаться с ней!
Я стремительно бледнела. Детектив Прохор вальяжно перекрестил ноги.
- Господин Литвинов, вы добивались смены для чего? – Марк мерил комнату шагами. – Чтобы по-прежнему топтаться на месте? Не думаю. К тому же, я предлагаю встретиться не госпоже Виктории, - мой мужчина остановился и свел брови, - а вам. Мы будем наблюдать за вами. Задача проще некуда. Разговорить. Или же не придется делать ничего, и Мария Цветкова явит голос сама.
Наши с Маркусом глаза встретились. Он сомневался, а я нет. Единственное и неистовое желание – покончить с этой историей. Чтобы в первую очередь выдохнул Марк. Я хотела видеть его счастливым. Хотела стереть тягостную задумчивость с черт. И я не собиралась терять того, чего добилась. Как сказал Литвинов-старший, я пробила стену. Холода и апатии. Позволять ей проявиться опять намерена не была. Никогда.
Мероприятие детектив назначил на пятницу. И, когда она подкралась, волнение рухнуло с первыми лучами зари.
- Еще не поздно отказаться, малыш, - напоминал Марк, я сбилась со счета.
- Нет.
Поджилки тряслись, но на своем я стояла. Не позволяла себе раскиснуть или удариться в панику. Прокручивала наставления Арсения и детектива. Шла по больничному коридору, морщилась от запахов и того, что видела. Ненавидела больницы. В частности из-за мамы, которая умерла в стенах одной. Обычной, естественно, а не психиатрической, однако, лечебные заведения были похожи друг на друга. Гнетущей белой атмосферой и снующими врачами. Прогоняла ненужные воспоминания. Отпустила напряженного Марка и очутилась в темном помещении со стеклом в одной из стен, через кою просматривалась смежная комната. В нее завели моего мужчину. Он заламывал пальцы. Покосился на стекло. Линии лица жесткие, обострённые.
- Уповаю, он помнит наш разговор, - Литвинов воззрился на стол посередине, я обернулась к детективу. – Это зеркало Гезелла. Для нас стекло, для них зеркало. Постарайтесь не разговаривать и держите себя в руках. Цель вы знаете.
Да, знала. Терпеливо стояла, уговаривая себя оставаться в относительном равновесии, что с треском провалилось, как только в комнате показались двое. Работник в форме и… она. Которая расцвела в восхищенной улыбке, уставившись на моего кавалера. Маркус будто проглотил кол. Он не шевелился. Мое сердце утроило бег, шум крови заволок уши.
Они были правы. Нанси, Арс и господин Лев. Они были правы, черт подери, ибо красивой она была до скрежета и пятен, вызванных кислотой ревности и невыносимого раздражения. Ангел с пепельными кудряшками и пухлыми розовыми губами. Дамочка производила впечатление хрупкой и кроткой особы. Я бы ни за что не дала ей двадцать восемь лет. А представить ее с топором, выбивающей дверь казалось немыслимым. Худая, бледная, огромные васильковые очи лучились, слезы заструились по щекам с легким румянцем. Ее не портила больничная одежда. Два шага вперед. Словно зашуганный взгляд на доктора, вновь на Марка. Глаза выдавали мужчину. Ментально он уже душил бывшую жену, которая преодолевала расстояние и протягивала руки. Она плакала, не издавая ни звука.
Детектив коснулся моей прохладной кожи, призывая успокоиться. Я стояла, заледеневшая, покрытая мурашками. Дернулась, когда Мария едва притронулась к щеке Маркуса. Он перехватил конечность. Длинные пальцы сомкнулись вокруг тонкого запястья. Женщина вскрикнула. Отпустил, стискивая челюсть. Работник остался у двери. Мария прошептала что-то, утирая капли. Не разобрать. Я чуть ли не припала к стеклу, напрягая слух. Не моргая, смотрела на Литвинова. У него дернулся правый глаз. Елейный насторожился. Я воспылала потребностью ворваться и отпихнуть блондинку как можно дальше.
- Нет, - просочился бас Марка, стан зазнобило. – Я пришел не за этим, Маша. О каком возвращении домой ты говоришь? После того, что ты сделала с нашим сыном, - тон скрежетал.
- Господин, - многозначительно произнес врач, мой мужчина втянул воздух через зубы. – Воздержитесь.
Ладонь превратилась в кулак. Нос испещрили морщинки. Я задержала дыхание, на физике улавливая то, каких сил ему стоило просто стоять, позволять ей быть настолько близко. Ей, плачущей, трясущей головой, тихой. Топнув, Мария снова зашептала. Как неразборчивый шелест, отрывистый, туманный. Я закусила губу, ногти впились в кожу.
- Маша, - практически рычание. – Хватит. Довольно. Мы более не женаты. Я не твой муж. Очнись. Ты здесь уже год. О каком доме ты говоришь? О том, в который ты наведывалась не так давно и выламывала дверь?