- Арс, - умолкла, когда наткнулась на прожигающий нутро взгляд, холодный до ужаса, небесная радужка синела, покрывалась коркой льда.
Продолжить разговор удалось лишь на обеде. После раздельных пар. В столовую мы не пошли. Держали путь на самый последний этаж. Чердак.
- Откуда у тебя ключ? – удивлений моему не было конца.
Друг не ответил. Толкнул полотно, завел меня, запер. Бросил портфель на груду старья в углу. Туда же полетела моя сумка. Мерил шагами площадь. Я ютилась у стены, обшитой деревом.
- Арс, - попыталась снова, когда минуло минут пять тягостного немого груза. – Арс, послушай…
- Еще скажи, что ты ему отдалась, - ядовитый, сгорбленный, вне себя. – Добивать так полностью, моя сладенькая вишенка.
Вспыхнула и отвела глаза. Красноречиво. Издав нечто непонятное, Арсений пнул стул. Тот достиг стены и рассыпался. Я вскрикнула.
- Прелестно, - всплеснул руками, лопатки мои уперлись в опору позади. – Чудесно. Потрясающе, я бы сказал! Проклятье! – скрыл лицо за преградой, передернул плечами.
Отнял конечности резко. Сократил расстояние, навис как меч, готовый вершить правосудие. Миллион раз пожалела, что позволила привести себя сюда.
- Не важно, - от усмешки была готова залезть на стену, потолок. – Мелочь. Невинность в наше время не несет какой-то особой ценности, пусть меня и сжирает изнутри. Но ты откажешься от помолвки. Ягодка…
- Нет! – выпалила и чуть не поперхнулась возмущением. – Ни за что! Почему я должна отказываться от предложения выйти замуж за того, кого люблю? Назови хоть одну причину. Кроме себя.
- Хоть одну причину? – глаза его горели ярче полуденного солнца. – Ты серьезно?! Очнись, Вика! Из-за него тебя напугали до полусмерти. И мы до сих пор не нашли кто. А дальше что? Пуля в лоб. Или топор, только уже не в дверь? Как ты не понимаешь? Я не о себе пекусь, а о тебе!
- И я благодарна тебе за все, - пригладила волосы, скривилась от того, что вот так оборачивалось. – Но скажи мне, в чем Маркус виноват? В чем конкретно? В том, что кому-то пришло в голову заняться подобным? Он ребенка потерял. А до этого мой отец…
- А, так это грехов замаливание, причем чужих? – отчаянно захотелось влепить Арсу пощечину. – Да, я ревную. Смысла нет отрицать, ягодка. Ты и сама знаешь. Но сейчас я глас здравого смысла. Сколько вы вместе? Тебе девятнадцать! Некто, кто жаждет испортить существование твоему благоверному. Ему тридцать, - низкий выпад. – Ты не спала ночами. Кто-то пробирался в дом. Да, вы переехали и нападки прекратились. Думаешь, счастливый финал и мы в сопливом дешевом романе? Так вот я уверен, что нет. Вдобавок, его жена ни при чем, а это хуже. Мотивы непонятны. Ее можно было поймать за хвост, докопаться. А теперь нет ничего. На что способна певшая тебе особа, мы не знаем! И он делает предложение? Сейчас? Черт возьми! – от восклицания внутренности в комок свернулись. – Поздравлять не буду! Потому что чушью несет за версту! Он еще тупее, чем я думал! Или же наоборот, что повод нестись сломя голову, – завидев слезы, чудом не сползла вниз, рубец на сердце кровоточил. – А ведь все могло выйти по-другому. И была бы ты сейчас моей. Единственное, о чем бы мы думали, где уединиться. Никаких бывших жен. Только мой отец, который и без того недоволен, что бы я ни делал. Вика, - его руки по обеим сторонам от меня. – Молю, опомнись. Откажись. От него. Он уже позволил себе то, что нельзя прощать. Значит, сделает еще раз. Помяни мое слово. Ты же даже не знаешь, из-за чего произошла ссора с твоим отцом! А вдруг это что-то грязное! То, что ты не сможешь принять, а будет поздно!
- Мне все равно, - сомкнула веки, было невыносимо смотреть на Арсения. – Я люблю Марка. Он любит меня. Я его дама. Мы поженимся и обвенчаемся.
- Что? – ошарашенно выдохнул парень надо мной. – Обвенчаетесь? Его идея? – мое подтверждение не требовалось. – Сукин сын!
- Не смей! – распахнула и посмотрела с осуждением. – Не смей трогать его маму. И Марка тоже. Хватит. Только не говори, что Арсений Чернов не просчитал ходы наперед и не предвидел исход. Или ты только и делал, что ждал ошибку? Я обнуляю этот глупый спор. С меня довольно. Я достанусь Марку. А если не ему, то никому вообще.
Жестоко. Я и сама осознавала. Тем более после того, что Арсений сделал для меня. После того, как защищал и оберегал. Боль наводняла. Лизала суть. Он распрямился во весь немалый рост. Стер влажные отметины слабости со щек. И сделался собой. В одночасье. По щелчку. Тем, кого я некогда обходила десятой дорогой.