Тишина растянулась в бесконечность. Во время коей на чертах Арсения отразилась целая гамма эмоций. От устрашающего бешенства до пустой задумчивости. Зрачки расширялись и сужались. Кривились губы. Я не моргала. Голова раскалывалась. Я раскалывалась. Сыпалась осколками.
- Мне нужен был только повод, - безотчетно затряслась, его голос как раскат грома посреди безоблачного неба. – Только один, чтобы разорвать веревку. Но почему, - согнул руки, кончики носов соприкоснулись, - я чувствую, что все это пахнет какой-то дичью?
- Арс, - бормотанием, - ты меня пугаешь….
Прищурился. Я наоборот.
- Посуди сама, - продолжал, я натужно сглотнула. – Не замечаешь?
Промолчала. Он действительно ужасал. Душа уходила в пятки. Лед в радужке погружал на морское дно.
- Абсурда, - выпрямился, я не дышала. – Что я, черт возьми, делаю? – взор на меня, пунцовую, неподвижную. – Я же обязан быть сейчас в восторге. Ты сняла кольцо. Он промахнулся. И даже правило уже ни при чем, - провел по лицу, стирая то, что пугало меня. – Нет, это какая-то ересь. Недопонимание. Чужая жена в объятиях другого. Чужая больная жена. Умирающая. И она знала, что умирала. И он знал, а вы нет, - я недоуменно воззрилась на парня и оторопела. - Мне нужно все. По порядку. С самого начала. Нужно, - неровный выдох, опять потянулся ко мне, поцеловал в щеку. – Все же сделаю чай. А ты вспоминай. Все, что только можно. И если я прав, он со мной по гроб жизни не расплатится.
- Прав в чем?
- В том, что именно тогда произошло, - встал на ноги, остановился в проходе. – Вишенка, - наши глаза встретились, - ответь мне. В лицо. Честно и прямо. У меня есть хоть сотая доля шанса? Хотя бы была?
Села. Пригладила волосы.
- Когда-то я думала, что влюбиться в тебя было бы предпочтительнее, - просипела и хлюпнула носом, Арсений сжал челюсть. – Прости…
- Вот как…
Я видела, как он стиснул кулаки. Видела мелкую дрожь. Вскрикнула, когда послышался удар. На стесанных об раму костяшках выступила кровь.
- Арс! – воскликнула, он рассматривал алые капли. – Боже, нужно…
- Да, - перебил бесцветно и отвернулся. – Скоро вернусь.
И он оставил меня, в разрозненных чувствах. С горечью и дурнотой.
***
Арсений выворачивал наизнанку. Выуживал воспоминания. Заставлял прокручивать опять и опять.
- Ты слишком сосредоточена на отце, - твердил, опрокидывая в себя уже пятую кружку кофе, он был на взводе, я его не узнавала. – Что говорила твоя мать? Ты пряталась за дверью, слышала его, значит и ее.
- Кажется, что он все не так понял! – я закипала как чайник на ревущем огне. – Чего ты добиваешься? Я не помню.
Такое его не устраивало. Я повторяла снова и снова. Все, что могла разузнать. От Марка, других. Цитировала записи из дневника. Даже то, что, как мне виделось, не имело к делу никакого отношения.
- Любопытно, - ни грамма сочувствия. – К сожалению, утешить тебя мне нечем, ягодка. Твой отец не лучше моего. С той разницей, что был влюблен в свою жену до безумия и поклонения. Потому и скатился в пропасть после ее смерти. Про тебя ничего не буду говорить. А вот Маркус ему был нужен как ступенька на пути к еще большему уважению и признанию. Средство, которым он вертел как хотел. И которое посмело, как он думал, покуситься на святое. Реакция одна – истребить и уничтожить. То, что сам же и взрастил. Он был для него чем-то вроде породистого щенка, который впоследствии укусил хозяйскую руку. Одного в толк не возьму, - Чернов перекрестил ноги, я массировала виски, - она же знала, кем был ее муж. Почему же тогда так поступила? Настолько боялась? Надеялась, что ничего серьезного?
- О чем ты, Арс? – простонала, уже вне себя, уставшая в край. – О чем?
- О том, моя сладкая вишенка, что может статься, твоя мама не спала с Марком, - внутри закоротило от тока. – Скорее всего, он стал первым, кто узнал о ее болезни. Вот откуда такая забота и участие, разговоры глазами. Если, конечно, я делаю верные выводы из того, что слышу, - он вновь впал в задумчивость. – Думаю, мне следует отлучиться ненадолго.