Я видела мать Арсения впервые. Она ворвалась в больницу вместе с мужем, статным седовласым мужчиной, от которого многие шарахались в сторону. Исключениями были четыре человека, и в их число входил господин Елейный, до того беседующий с Марком в довольно напряженном ключе. Детектив говорил приглушенно, отведя Литвинова в конец коридора. Я не ведала о чем, да и не могла сосредоточиться на другом, кроме мыслей об Арсе. Смотрела на дверь, за которую пускали только медперсонал. Очи были сухими. Похоже, плакать я уже была не в состоянии. Госпожа Чернова в свою очередь следила за мной, находясь рядом. Сходство с другом поражало воображение. Он был ее копией, от цвета волос до колючих глаз, от чего горечь расползалась внутри, грозя превратить в пустое место, в ничто. От отца Арсению достались лишь рост и некоторые мужские черты. Сам господин Чернов сидел поодаль, на щеке до сих пор алело пятно. Пятно от пощечины, что оставила его жена. После рассказа о произошедшем в домике, Прокурор усмехнулся. Так, словно его сын совершил огромную жалкую глупость. Мать Арса потеряла остатки самообладания в тот момент. Оттаскивал и успокаивал ее Маркус, покуда Прохор призывал к благоразумию. Еще одно «достижение» в копилку моих «заслуг». Ведь если бы не злополучный звонок, все могло сложиться иначе. И даже если потом меня бы все равно нашли и отправили к родителям, Арс был бы в здравии.
Дивилась, как легко давались рассуждения о собственной смерти. Будто мелочь. Возможно, я была в шоке. Закрыла глаза ненадолго. Увидела Марию и затряслась. Выстрел раздразнил барабанные перепонки. Я слышала его отчетливо. Снова наблюдала падение. Она умерла от рук того, кого любила, кем бредила в своем сумасшествии. Она хотела стать частью души Маркуса, затмить логику и разум, хотела, чтобы его депрессия достигла апогея, и тогда бы он пришел за ней. Чтобы убить. Хотя, может быть, ее речи несли нечто иное в себе. В любом случае Марии Литвиновой больше не было, и она чуть не утащила за собой Арсения. Человека, который был ни в чем не виноват.
Его приближение я ощутила кожей. Перевела взгляд на ботинки, не решаясь поднять голову.
- Возьмите, - обратился Маркус к госпоже Черновой и протянул ей что-то, я согнулась, укрываясь за завесой волос. – Если позволите, я…
- Оставьте, Литвинов, - совпадали даже переливы голоса, интонации, скривилась. – Оставьте болтовню, черт вы вас побрал, - она судорожно вздохнула, а я осознала, что выплакала не все. – Надо было дать вам адрес. Если бы я знала… Лишь одно сейчас служит утешением, - жесткие нотки, знакомые. – Эта дрянь мертва, туда ей и дорога. Вы ее застрелили?
В просветы между спутавшимися локонами заметила, как Марк сжал кулаки.
- Да, - пробасил. – Я, - сделал шаг назад. - Я…
Он опустился на лавку рядом со мной. Мужчина рассматривал ладонь, она подрагивала. Госпожа Чернова утирала слезы платком. Я заламывала пальцы.
Некоторое время сохранялось гнетущее безмолвие. Марк запустил фаланги в волосы, слышала его тяжелое дыхание. Чита Черновых переглядывалась. Я на физике улавливала их взаимную неприязнь. Однако, когда на горизонте снова показался Елейный в сопровождении еще нескольких полицейских, господин Прокурор встал и перехватил их на половине пути. Господа отвесили поклон и устремились за ним, махнувшим рукой.
- Он все решит, - прошептала мать Арсения. – Как же иначе.
Ее злобный смех намекал на подступающую истерику. Сглотнув, я покосилась на жениха, его ладонь на колене. Выглядел Маркус скверно. То и дело вздрагивал, погруженный в раздумья. Душа моя ныла. Груз вины давил на легкие. И, тем не менее, побороть себя я была не в силах. Потянулась к нему, накрыла руку, стиснула. Мужчина мигом развернулся.
- Прости, - сказала, буравя глазами плитку под ногами. – Мне не следовало так поступать. Нужно было поговорить с тобой, а не сбегать, - наши пальцы переплелись, тепло поползло по конечности, точным ударом в грудь, под ребра. – Прости меня…
Не важно, что было в прошлом, Маркус подобного не заслужил. Я совершила большую ошибку, за которую расплачивался мой друг. Даже если Марк действительно был с моей матерью в таком смысле, я должна была обсудить это с ним лично. Сразу. Не поддаваться эмоциям и обиде. Не утаивать сказанного по телефону.
Потребовалось мгновение, чтобы очутиться в крепких объятиях, от коих угрызения совести превратились в нечто нестерпимое.
- Я с ней не спал, - молвил на ухо, зажмурилась. – Клянусь, Ви. Я не спал с ней. Тебе не за что извиняться. Это я, - прерывистый выдох, поцелуй в висок. – Я просто не хотел омрачать твою память об отце еще больше. Не спорю, что относился к Камилле с трепетом, но, милая, у меня и в мыслях не было ничего такого, умоляю, поверь. Она была для меня образом матери, которой я был лишен. И она рассказала мне первому о недомоганиях. Кам была напугана и попросила поддержки. Я дважды ходил с ней к врачу. Второй раз именно тогда, когда Нестор проследил за нами, возомнив, что между мной и Камиллой роман. И он нашел подтверждение в том, что я обнимал ее. Но, Ви, она была вне себя, - его голос был сбивчивым, я наполнилась болью. – Доктор сказал, что все плохо. Она неустанно говорила о тебе, рыдала посреди улицы и отказывалась идти домой. И я привел ее в единственное место, что мог себе позволить. Я всего лишь желал, чтобы она успокоилась, оклемалась, подумала, поговорила со мной здраво, но тут объявился Нестор и с порога дал в челюсть. Обвинял, орал, что я мерзкий предатель, ничего не слушал. Он выволок Кам из номера, дал пощечину. Я набросился на него. Работники вызвали полицию, - вся покрылась мурашками, Марк притянул теснее. – Извини, малыш. Я из кожи вон лез, чтобы прояснить ситуацию, но, даже когда твой отец узнал о болезни, он все равно был уверен, что мы любовники. Раз первым, кому доверилась Кам, был я, стало быть, все очевидно. Он погряз в ревности, был глух, очернил мое имя, дабы поставить выродка на место. Мне пришлось отступить, уйти из университета. Мое слово против его. Грош цена. Кем был Нестор и кем я. И после я чуть не вернулся в родной город. Если бы не твоя мать, убедившая начать с чистого листа, меня бы здесь не было. Я солгал тебе только в этом пункте. В том, что приходил к ней единожды. Нет, Ви. Она умерла при мне. Умерла после слов, что я должен быть сильным, - глаза полезли на лоб, вцепилась в Марка, дышала с трудом. – И я пытался. Быть сильным. Но сейчас жалею, что не нарушил слово и вообще его дал. Не приближаться к тебе. Да если бы я знал, насколько он слетит с катушек, убитый тем, что сам же и выдумал… Я бы нашел способ помочь. Без понятия как, но нашел бы. Ви, - его дрожь набрала обороты, - крошка, моя маленькая, не пугай меня так больше, - отодвинулся, мое лицо в его больших ладонях, тонула во влажных черных глубинах. – О, Боже, - лбы соприкоснулись. – Я бы не пережил, если, - не договорил, заскрежетал зубами.