Заперлась. Мороз осени терзал, кусал неласковым флером. Уселась на диван. Губы в огне, я сама догорала, черными дырами, их края тлели. Тени по стенам. Поступью на веранде. Без стука. Скрипы шагов. Задернула шторы. Выглянула, не сумев побороть. Ходил по лужайке. Хватался за голову. Осматривал домик. И вскоре ушел. Перед тем, как снег засыпал дорожки. Свет в его окнах не гас до утра.
Глава восемнадцатая
В ту ночь я снова не смогла уснуть, невзирая на усталость, давящую грузом. Стоило только закрыть глаза, как видела его, ощущала прикосновения и вкус поцелуя. Он преследовал, не давал сомкнуть веки, ложился сладким трепетом, тревожил нервные окончания, смешиваясь с ужасом. Ужасом от того, что я сделала. Потому что то была не я. Не скромница Виктория Куц, порой устремленная и упертая, но никогда не идущая по головам в угоду прихотям и не жертвующая всем ради порочных желаний и стремлений. Все, чего я хотела всегда – двигаться вперед. Получить образование. Найти работу и, возможно, завести семью. Обрести свое место в мире. Тихое и уютное. Родное. Стать достойным человеком и членом общества. Но в ту ночь я словно лишилась рассудка, его заменили обнаженные страсти, терзающие душу, а доброта и наивная вера, что я в силах повлиять на чужую жизнь, отплатить за то, что Маркус сделал для меня, сменились на злосчастное вожделение, всплеск гормонов, животные инстинкты, когда потребность быть как можно ближе сжигает. И она палила меня на костре.
Воздуха мало. Распахнула окно, впуская в спальню туман и сырость. Вдохнула полной грудью, хватаясь за подоконник.
Почему он? Почему снова он? Будто прошлого мало. Тогда он был идеалом, наравне с отцом. Идеалом мужчины. Добрый и нежный, чуткий, заботливый и готовый выслушать о моих детских проблемах так, словно они что-то значили, всерьез и с участием. Он много шутил, улыбался. Очаровывал обаянием и ямочкой на щеке. Теперь же… Теперь же Марк стал другим, холодным и скрытным. Топящим горе в вине или в чем покрепче. Он погряз, безразлично относился к себе и другим. Просто плыл по течению, не заботился о последствиях. А я все равно, все равно утонула, в воспылавшей алым симпатии, млела, тянулась, таяла. Рядом с человеком, которому была не нужна. Только не так. Ни, разумеется, тогда, ни, тем более, сейчас.
Заметалась по комнате. Куталась в шаль, вытащенную из шкафа.
Между нами пролегало одиннадцать лет. Между нами было столько различий. Взрослый мужчина и юная дурочка без семьи и связей. Приживалка в чужом доме. Кем он меня считал? Ребенком той женщины, которой обязан. Которая относилась к нему как мать, которой у Маркуса никогда не было. Он сам говорил однажды. Давно.
Ребенок… Как есть! Для него лишь ребенок. Он даже откинул саму мысль, что я могла любить, по-настоящему. В свои девятнадцать. Всего девятнадцать. Его забота и строгость, отеческие нотки в голосе. Всего лишь дитя. Пусть Марк и ответил. То была слабость на ласку. Только и всего. Уверенность моя была безгранична.
Остановилась и закрыла лицо.
Ну почему снова он? За что? Злая шутка? Злой рок? Судьба играла со мной. Давала одно, взамен брала в тысячу больше. И ей было мало.
- И почему я просто не могла влюбиться в сверстника? – бубнила под нос. – Все бы стало намного проще.
Не успела подумать, как представила Арсения и его выходку. Нос к носу. То, как склонялся, держа на руках, как нес в домик или же накручивал прядь моих волос на свой палец, что случалось и не раз.
А что если?..
Стала противна сама себе. Господи! Уму непостижимо! Даже мысль о том, чтобы воспользоваться другом, дабы вытравить тягу к иному мужчине, была аморальна. Она была грязной. Тем более, что к Арсу я не ощущала и миллионной доли того, что чувствовала по отношению к Марку. Одного касания последнего хватало, чтобы я позабыла обо всем. Первый касался меня постоянно, ни единой мурашки, ничего из того, что вызывал Маркус.
Чертов Маркус! Спаситель мой и наказание.
В гневе пнула шкаф. В гневе сорвала шаль и направилась в ванную, чтобы принять душ. Жаль вода не могла забрать с собой то, что переворачивалось внутри, вгрызалось, порождало мигрень.
Горячие струи согревали плоть, смывали произошедшее с тела, однако под кожей сохранялся озноб. Вытершись, я окинула себя в зеркало. Мешки под очами, впавшие щеки. Вздохнула и принялась расчесывать волосы, прежде облачившись в халат.