Выбрать главу

- А, может, это я решать буду? На кого и как мне смотреть, - отчеканила, покуда мужчина удивлено вернул взгляд на мое пылающее лицо. – А теперь по порядку, - вдохнула, собирая мысли в кучу. – Твоя бывшая жена, - Нанси затараторила испуганно, призывая одуматься, - скинула с лестницы твоего сына, так?

- Госпожа Виктория!

- Да, - пробасил Маркус, в глубине радужки вновь огонь разгорался.

- И где она сейчас? – спросила настойчиво, а у самой поджилки тряслись.

- В психиатрической больнице! – раздалось сзади недовольное от домработницы, едва мужчина рот открыл. – Потому что она больная! Потому что сам хозяин ее туда засунул, когда трагедию с Даней признали несчастным случаем! Господь с вами! – я посмотрела через плечо на женщину, она всплеснула руками. – Зачем вообще этот разговор поднялся? Каждый раз как заходит, вам становится плохо! Один шаг вперед и пять обратно! Но раз уж начали, молчать я не буду. Увольняйте, если угодно. Все выскажу! То что и так повторяла. Вы ни в чем не виноваты!

- Нан, - прорычал Маркус. – Не надо!

- Еще как надо! – вскинулась Нанси. – Вы что, могли ей в голову попасть и выведать все то, что там творилось?! Она больна! При том вела себя вполне пристойно. Да, случались истерики, да, бывало из себя выходила, а с кем не бывает, скажите мне на милость? Умница, красавица, скромная, из хорошей семьи. Вот какой ее все считали. Да потому и не поверили, что она могла собственное дитя отправить на тот свет! Никто не поверил! Да я бы сама не поверила, если бы ту улыбку не увидела, - я не дышала, домработница отдернула фартук, за малым его не сорвав. – Когда эта женщина на лестнице стояла. Данечка внизу полуживой, - Марк прокряхтел нечто несвязное, меня сковывал лед. – А она наверху. Да я эту улыбку до сих пор в кошмарах вижу! Так же как и вы, господин. Думаете, только вы убиваетесь? - женщина потерла глаза, убирая с них влагу. – Да я ж его любила как родного! Как такое дите можно было не полюбить? Да только нет его больше. Наш Даня на небе и верю, что с вашей почтенной матушкой. А мы еще здесь! И такого наше бремя. Помнить и дальше жить, сколько Господь отпустил. Вы меня слышите?! Дальше жить! – Нанси ударила себя в грудь. – В сердце тепло храня. А вы себя гробите. Уж не думаю, что Даня, если бы мог понимать, захотел бы такой участи для любимого папы, - высказавшись, она чинно вздернула подбородок. – А что вашей маменьки касательно. Так женщины испокон веков детей рожают. И кто виноват, так только матушка-природа. Никто не застрахован от смерти, какой бы она не была. Она вам жизнь подарила, свою отдав. И что же вы с ней делаете? – Нанси осмотрелась и смерила тон. – А теперь делайте со мной что должны. Но я устала смотреть, как вы себя в могилу сводите. Это неправильно. Чтобы тварь горя не знала и письма строчила, а хороший человек угасал, - зрачки ее наткнулись на осколки. – Пойду, - кашлянула, - веник принесу. Убрать бы. Пока я тут еще работаю.

И она поковыляла к выходу. Я же ощущала себя так, будто сама стала той чашкой. Разбитой. Услышаное не укладывалось. Кровь замерзла в венах. Повернулась к Марку, себя не помня. Он смотрел в стену и скалился. Жилка на щеке пульсировала.

- Так вот почему…, - не договорила, сглотнула ком в горле и порывисто обняла.

Мужчину, который опешил и начал вниз сползать. Вцепилась в него, вместе с ним на полу очутившись. Обхватила за плечи, прижалась. Маркуса знобило. Бледный и холодный.

- Ви, - прохрипел, я запустила пальчики в его волосы, поцеловала в висок. – Что ты делаешь? Я… Я не…

- Замолчи, - пролепетала на ухо, погладила затылок, уселась на бедра, чтобы быть как можно ближе, стыд кожу опалил, ну и пусть. – Молчи.

Вернулась Нанси. Спиной ощутила ее пытливый взгляд, однако она ничего не сказала. Собрала осколки в совок и снова ушла. Я же все утешала, стараясь унять лихорадочный стук, что отдавался и в мою грудь. Получилось. Сердце Марка замедлило бег, а руки, неуверенно и осторожно, обвили меня.

Тем моментом Нанси драила паркет, убирая остатки кофе. Журчала вода. Запах моющего средства ударял в нос. Мыла и на нас косилась исподлобья. Я вздохнула и решилась на то, на что бы смелости при других обстоятельствах точно не хватило.