Он отпустил меня неожиданно. Я не устояла. Медленно поползла вниз, едва успевая тормозить влажными ладонями по гладкой стене.
На столе тренькнул телефон.
-Мой номер. Так что мы с тобой на связи, зая. Не скучай!
Олег рывком поднял меня, почти скатившуюся на пол, поцеловал в губы небрежным поцелуем и разжал объятия. Я приземлилась на кухонную плитку мягким местом. В коридоре громко хлопнула входная дверь.
-Успокой, девочку! Но без глупостей! Понял? – произнес Олег. В коридоре будто что-то упало…Дверь хлопнула еще раз. Громче.
1.4
-Света…- что он с тобой сделал. – Не плачь, пожалуйста, он сволочь. Он не стоит твоих слез…
-Ты его хорошо знаешь.
-Нам приходилось встречаться, увы.
Андрей умел заботиться. Совсем скоро я, закутанная в плед, сидела в кресле с большой чашкой теплого душистого чая.
-Я – музыкант. Но моя музыка несколько не вписывается в рамки традиционных концертных залов.
-Ты же скрипач.
-Это моя специальность, но у меня есть хобби, которое благодаря Рэю стало приносить некоторый доход.
-Рэю?
-В смысле – Олегу Сергеевичу Рейнину.
-Олег – меценат и ценитель музыки?
-Нет, он – демон и торговец душами.
-Шутишь?
-Как сказать. Но именно он подошел ко мне метро, где я подрабатывал, бросил мне несколько пятитысячных бумажек. Сказал, ему понравилась мелодия, спросил, кто автор. Когда узнал, что я – предложил работу. Так я стал композитором и исполнителем на его закрытых мистериях. И из бедного свободного музыканта превратился в богатого раба.
-Раб не может быть богатым…- пробормотала я, чувствуя, как на меня волнами накатывает сонливость, голос у Андрея был мелодичным и убаюкивающим, будто он не говорил, а тихонько напевал. – У раба не может быть собственности…- Я зевнула.
- Наверное, мне пора…
Мне не хотелось, чтобы он уходил. Андрей тоже смотрел на меня выжидающе. Но романтический настрой испарился.
-Точно пора! Спокойной ночи…- Он поднялся.
Я покосилась на смятое Олегом покрывало и передернула плечами. Я не позволю ему испортить мне вечер!
-Пожалуйста не уходи! – попросила я. – Посиди еще немного. Или…ты…- я смутилась, не зная, как сказать, что если он хочет близости, то я в целом не против. Даже где-то за. Или он тоже считает мне старой и толстой? Я откинула плед в сторону. И тут же заметила, как его взгляд скользнул по обнажившейся лодыжке. А затем он посмотрел мне в глаза. И я прочитала в них вопрос. Я отставила чашку в сторону, откинула волосы на спину и выжидающе посмотрела на него в ответ. Он подошел, устроился на подлокотнике, осторожно коснулся щеки и наклонился к моим губам. И замер в нерешительности. Я ощущала его теплое дыхание и разомкнула губы ему навстречу. Он медленно провел языком по верхней губе. Подушечки пальцев трепетно порхали на скуле, перебегая по шее, на плечо, на спину. Он втянул верхнюю губу, накрыл весь рот целиком, осторожно размыкая мои ставшие горячими губы и проник внутрь, а его ладонь обхватила затылок. Я отдавалась поцелую, чувствуя, как внутри просыпается что-то щекотное, как пузырьки от шампанского. Он притянул меня к себе, сам сползая внутрь кресла, устраивая меня на коленях, целуя настойчивей и глубже, мои руки обвили его шею. Его левая рука ощупала контуры моего тела, слегка захватывая грудь, короткое платье задралось. Приглашая заглянуть внутрь. Я почувствовала, как мое дыхание сбилось. Его пальцы, скользнув по спине, нащупали ягодицы, ныряя и ухватывая кружевную окантовку трусиков. Стягивая вниз. И мы как-то плавно перемещаемся на пол. Платье снято. Колючий свитер Андрея тоже отлетает прочь. Его рука тянет кружево трусиков вниз…
Свет лампы вдруг моргает над нами. Ярко вспыхивает. И тут же начинает медленно тускнеть. Открытое окно, придерживаемое ограничителем на крошечной щелке, вдруг дергается и распахивается настежь…Косой холодный дождь врывается в комнату вместе с хороводом осенних листьев. Я сажусь, отталкивая Андрея. На меня словно вылили ведро холодной воды. Воспоминания хлынули, вскрывая плохо запаянную память.
Олег швыряет меня на кровать. Я забиваюсь в угол. Окно открыто. За окном темный лес – кричи до хрипоты, никто не услышит. Олег стягивает окровавленную футболку, швыряет на пол. С удивлением разглядывает кровавые разводы на своих ладонях. Пинает безжизненное тело того, кого совсем недавно называл другом. Кого убил не раздумывая, потому что тот посягнул на то, что принадлежит ему. На меня. И я поняла – он не защищал мою честь. Олег просто решил обесчестить меня сам. Его ноздри раздуваются, трепещут, он гремит ремнем, стряхивает на пол потертые джинсы. Смотрит на меня черными, какими-то чужими глазами. «Разденься!» - приказывает он. «Я не хочу…Пожалуйста, отпусти меня…» Он кривится в жестком подобии улыбки, наклоняется, вытягивает из джинсов ремень. И идет ко мне, запрыгивает на кровать, хватает за руки. Я вырываюсь, он стискивает запястья, ложится сверху, всем телом вдавливая в старенький матрас скрипучей кровати, заламывая запястья вверх, обертывает их ремнем, прикручивает ремень к ржавой кроватной спинке. Хватает меня за подбородок и целует властно, а руки задирают сарафан, рвут белье. Он садится надо мной, срывая остатки сарафана, тиская и сжимая грудь, раздвигая бедра, разводя в стороны ноги, снова наваливаясь сверху и мощно врываясь внутрь, протыкая, сразу входя до максимуму, вдавливаясь до предела. Хватая меня за плечи и целуя жестко, затыкает крик боли. Я выгибаюсь под ним, дергаюсь, а он набирает скорость. Долбя и долбя. Снова и снова.