глава 9 бунт
В оглушающей тишине , безысходность окутала мужчин, словно густой кисель. Минуты перетекали в часы плавно, никуда не торопясь. Ничто не менялось, лишь солнечные лучи, скользящие по полу через маленькие оконца, издеваясь , прыгали с одного изможденного лица пленника на другое.
Они сидели по одному , расположившись кто на жестких табуретках, кто на не менее жестком полу, погрязнув в своих безрадостных мыслях. Каждый сам по себе. Одинокие и жалкие.
Мой собеседник, Ма-нас, развалился на шкурах, почёсывая свою бороду. На его не обременённом интеллектом лице, не отображалась какая то вселенская печаль от пребывания здесь. Видимо смирение с участью приходит со временем. Скоро и я с такой же апатией буду смотреть в потолок. Его рёбра , выступающие сквозь тонкую кожу, ходили туда-сюда во время дыхания. С питанием здесь совсем туго.
За стенами нашей тюрьмы кипела жизнь. Безжалостные женщины занимались своими делами. Вынашивали планы по завоеванию оставшихся территорий. Нам же в этой жизни уготована единственная задача- лечь и умереть. Как беспородные псы, выброшенные за ненадобностью.
Я вскочил на ноги, принявшись ходить из угла в угол, меряя шагами квадратные метры хижины.
Несправедливость ситуации изводила меня. Заставляла бунтоваться. Проживший сорок лет в другом мире и привыкший к более или менее равноправию полов, я не мог мириться с радикальным изменением в своей жизни.
Мало мне было одной Светки, которая пыталась подмять под себя, исправить, переделать меня так, как ей хотелось. А тут целый табун повернутых фанаток.
Я так не хочу. Не хочу коротать последние свои годы жизни, а может быть и дни, в этой душной коробке, пропахшей пОтом и продуктами жизнедеятельности этих жалких людишек, которых здесь приравнивают к грязи .
Даже у меня они не вызывали никакого уважения, что уж там говорить о господствовавших здесь феминистках. Животные, мусор. Ничего больше. Где взять это уважение, если они сами ничего для этого не делают?
—Вы отвратительны…
Я остановился, тяжело дыша и поглядывая из-под опухших заплывших глаз на кучку ,опустивших руки, баранов. Бараны же в ответ удивленно захлопали глазами, пытаясь понять к кому были обращены мои слова.
—Меня тошнит от вас. От вашего жалкого вида, смирившихся грязных вонючих животных. От отсутствия в ваших протухших душонках настоящего мужского стержня.- Ма-нас открыл глаза, перестав гонять вшей по растительности на лице.
Я поднял голову вверх и распрямил плечи, увидев, что мой тихий голос долетел до их мозгов.
Эмоции переполняли меня. Готовый взорваться от них, я сжал ладони в кулаки, посылая волны моего праведного гнева. Испарина покрывала мое изможденное лицо, а не менее изможденное тело подрагивало от бури, клокотавшей внутри.
Не знаю, что именно больше меня зацепило в этой ситуации. Возможно то, что в своём мире, где у меня было побольше шансов, чем у этих хлюпиков, на своё мнение, на свободную жизнь, но я ими не пользовался. Там я был таким же ничтожеством и сидел сложа ручки, пока мою жизнь ломали, сшивали и перекраивали без моего на то согласия. Родители, сослуживцы, начальство, Светлана Геннадьевна. Все они не считали нужным интересоваться, согласен ли я на то, что они творили с моей жизнью. Со мной.
Возможно, в этот момент я говорил не про эту горстку неудачников, а про одного единственного… И этой пламенной речью я себя пытался престыдить и заставить действовать, а не эту чужую для меня компанию, ровным счетом ничего для меня не значащую.
Здесь, в этом удивительном мире у меня появился шанс стать тем, кто с гордостью носит своё имя и не испытывает жалость к тому мужичонке, что отражается по утрам в зеркале. Стать тем, кем мечтал стать в детстве. Тем супер-героем и сильным мужчиной.
—Вы просто смирились со своей участью, даже не попытавшись что-то исправить. Теперь я понимаю, почему Са-кум решила истребить вас. Отвратительные, ужасно воняющие слизняки, не способные палец о палец ударить. Можете и дальше жалеть себя, вспоминая былые времена, когда вы ещё чего-то стоили. Когда вы были мужчинами с большой буквы!
Я обвёл , как мне казалось, грозным взглядом группку людишек, которые с немым сожалением и стыдом прятали глаза.
—Вы сгниете здесь, в плену у врага. О вас никто не вспомнит. Я так не хочу. Я лучше сдохну сражаясь, чем буду таким, как вы.- я не знал, как расценивать воцарившуюся тишину. Им было плевать на то, как я тут распинаюсь и брызжу слюной или они таки задумались над моими словами? В любом случае- одному мне не выбраться. Но лучше что-то делать, чем заживо тухнуть, погребённым в этом гробу.
—Нам не выбраться отсюда, Ва-лен-сия…- один из мужчин обреченно покачал головой, все так же пряча взгляд.
Я постарался пропустить мимо ушей, коверкание моего имени, концентрируясь на главной проблеме. Согнав близсидячего скелета с табуретки, вскочил на неё и , как настоящий предводитель начал свою , как мне казалось, проникновенную и вдохновляющую речь.
—Вы больше двадцати лет живете под гнетом женщин! Но мы мужчины! Завоеватели! В борьбе побеждает тот, кто готовь отдать жизнь за свободу! Свобода -это единственное, что ценно. Ни деньги и власть, ни земли и религия. Именно свобода делает нас людьми. Пока мы живы-жива и надежда! Мы костьми ляжем, но отстоим свое право! По одному нас легче сломить, забить, сделать жертвами. Только вместе мы добьёмся всего! В чем сила, брат?!- я навис со своего импровизированного постамента над Ма-насом. Тот в свою очередь приоткрыл рот от неожиданности и начав озираться в попытке найти поддержку от своих соплеменников.—В единстве наша сила!
—Ты хочешь …сбежать?- последние слова один из пленников прошептал, оглядываясь по сторонам, как будто боясь быть услышанным теми, кто живут свободной жизнью за стенами. Как будто одно это слово является вне закона и за одну эту анархистскую мысль его вздёрнут, четвертуют и похоронят на дне марианской впадины.
—Я предлагаю вам начать жить!
—Слова из тебя льются легко . Может быть в чем то ты и прав…- задумчивый Ма-нас вновь поскрёб свою бороду грязными ногтями, уставившись в потолок.
—Но..?
Я спрыгнул со скрипнувшей под моим весом трухлявой табуретки. Все сокамерники сбились в напуганную кучку, внимательно слушая нас.
—Во-первых: отсюда не реально выбраться.- мужичонка не выглядел удрученным своим положением и отсутствием плана по спасению. У меня мелькнула мысль, что его такой ход вещей устраивает и менять ничего не собирается.
—А во-вторых?
—Достаточно того, что во-первых…- бородатый развернулся, направившись в свой угол и потеряв весь интерес к беседе. Да уж. Никакой из меня предводитель.
Я посмотрел на разбредающихся в разные стороны людей. Возможно, что так оно и есть. Они привыкли к такой жизни и перемены их страшат куда больше, чем бесславная смерть в плену. Проще смириться и свалить все на судьбу, на звёзды, на злой рок, на гороскоп, чем начать что-то делать.
Присмотрев не занятый никем угол, я приземлился туда, чтобы обдумать план дальнейшего действия. Головой упёрся между двумя стенами, закрыв глаза и тяжело вдохнув.
Ну ничего. Шаг назад -это тоже шаг.
Как там люди в фильмах сбегали из тюрьмы? Подкоп чайной ложкой? Напильник в буханке хлеба? А может притвориться больным и ударить охранницу?
Только боюсь справиться с этими накачанными стероидами бабищами у меня не хватит сил. Значит нужна смекалка. И мало мальски нормальный помощник, у которого хоть немного голова соображает.
—Привет, дружище…- ко мне подсел конопатый чудик с торчащей в разные стороны жиденькой бородой. Его глаза метались от одного сокамерника к другому, как будто боясь быть услышанным. Он был похож на того хипстера-вегана, которые околачиваются у нас на озере рядом с городом с мая по сентябрь. Они разбивают свои лагеря-палатки на берегу. Днем занимаются йогой, пьют чай с травами и «любят весь мир». А ночью курят эту же «травку», а потом «любят весь мир» и в палатках , и под кустами, и где приспичит. Питаются уже другой травой и водой. Этот «дружище» такой же тощий недокормленный , в рваных штанах и забранных на макушке спутанных волосах.
Не о таком помощнике я просил тебя, Господь! С таким я бы в разведку не пошёл. Такой на пол пути забудет откуда и куда он шёл, да и ещё сдаст тебя с потрохами.