Ему до сих пор не верилось, что девушка, спустившая его трехмесячную зарплату на себя, теперь вдруг готова вложить весь свой заработок в их общую жизнь. Шувалов не понимал этого так же, как не понимал, почему на конкурс допускаются совершеннолетние.
Обычно, такого рода мероприятия проводились исключительно для школьников, но никак не для двадцатидвухлетних девиц, не имеющих образования и работающих на заводе. Что-то здесь не складывалось. Вот только обдумать, как следует, каждый раз не получалось. Да и Машкины письма, полные энтузиазма и оптимизма, как-то разом гасили все его подозрения, оставляя лишь тепло и улыбку.
Вот и сейчас Борька читает, а губы, будто живя отдельной жизнью, расползаются в улыбке. Правда, ровно до тех пор, пока Машка не начинает рассказывать про свою чудную преподавательницу и ее обожаемого сыночка - Павлушу, о котором она не устает говорить на каждом занятии, расписывая его неземным, успешным красавцем и просто мечтой всех девчонок.
«Представляешь, сегодня мы, наконец, увидели ее ненаглядного Павлушу и, ты не поверишь, он действительно оказался довольно симпатичным мужчиной. Не неземным красавцем, конечно, как Нина Степановна расписывала, но многие девчонки сидели, открыв рот, а уж, когда увидели его «Тойоту», так и вовсе начался ажиотаж. Тебе надо было это видеть, Борь, смех, да и только))»
О, Борьке это даже видеть не надо, он прекрасно знает, что с девками делает наличие у мужика колёс даже отечественных, не говоря уж про иномарку. А еще он знает, что, если, кто и падок на всю эту мишуру, то, в первую очередь, его Машка, а потому очень отчетливо представляет ее в числе открывших рты, кукушек.
Стоит только об этом подумать, как воображение тут же любезно подбрасывает ему картинку, в которой его Машка своими ангельскими, голубыми глазищами совсем не ангельски жрет Павлушу на «Тойоте», а тот, конечно же, замечает ее интерес и предлагает прокатиться.
От захлестнувших эмоций Шувалов сминает в кулаке ни в чем не повинное письмо и, зажмуривается, чтобы прогнать проклятые образы, но откуда-то из глубины уже поднимается едкая, желчная муть сомнений.
Боря раз за разом перечитывает письмо, пытаясь что-то обнаружить между строк, почувствовать намек на Машкин интерес к другому мужику, но ничего этого нет. Вот только его это отнюдь не успокаивает, поскольку и к нему она не проявляет ни грамма того самого интереса.
Если вначале они хотя бы шутили на тему секса, флиртовали, то теперь ни о чем таком и близко речи не заходит.
Да, их общение стало более глубоким и близким, но больше дружеским. Только сейчас впервые осознав это, Шувалов всерьез напрягается.
Нет, так дело не пойдет. Он ей не младший братик или друган, и пора бы ей об этом напомнить.
17
-17-
— Алёнушка, заканчивай, идем пить чай. Чебуречки уже готовы, - доносится голос Любовь Геннадьевна из открытого окна кухни.
Алёнка выпрямляет согнутую спину, подставляет разрумянившееся на солнцепеке лицо под прохладный ветерок и чувствует, как затёкшие мышцы начинает потихонечку отпускать.
«Хорошо-то как…» - тянется она разомлевшей кошкой.
Покрытого веснушками носа едва заметно касается чебуречный дух, но этого хватает, чтобы в животе засосало, и рот наполнился слюной. Алёнка с тоской смотрит на недокрашенную будку для Джима и в то же время понимает, что не сможет спокойно попить чай, пока не доделает работу. Однако, очередной зов Любовь Геннадьевны не оставляет шансов.
— Алёнка, давай, бросай, - сдвинув штору, выглядывает тетя Люба из окна, отчего манящие ароматы теперь уже вовсю заполняют двор. Противиться им совершенно невозможно, но Аленка все же проявляет чудеса воли.
— Теть Люб, да мне тут чуть-чуть совсем осталось…
— Бросай, я тебе говорю. Пока горячие надо есть, потом уже не то будет.
С чем с чем, а с этим не поспоришь. Да и с тетей Любой не стоит даже пытаться. Более упёртого человека Алёнка в жизни не встречала, хотя сама была той ещё «ослицей». Но там, где она училась, Любовь Геннадьевна преподавала. Поэтому, сунув кисть в растворитель и убрав краску с солнцепека, Аленка первым делом спешит в летний душ, чтобы смыть с себя июльскую духоту и запах краски.
Пока прогретая на солнце вода ласкает золотистую от загара кожу, Аленка смотрит в маленькое окошечко двери на сад Шуваловых и тяжело вздыхает.