Убедившись, что платье и прическа в порядке, она обувается, подхватывает сумочку и решительно направляется в прихожую, где ее уже заждался Гладышев.
— Ну, наконец-то, и часа не прошло, - конечно же, не может он удержаться от шпильки, но в следующее мгновение расплывается в своей сногсшибательной улыбке и достаёт откуда - то из-за спины огромный букет. — С днём рождения, капуша!
— О, боже! Это мне? - от неожиданности ахает Алёнка, всплеснув руками.
— Ну, не Борьке же, - со смешком закатывает Гладышев глаза.
— Да кто тебя знает, - слегка покраснев, смеется Алёнка.
Пока она суетится вокруг букета, все страхи и волнения отходят на второй план. Олег рассыпается в ироничных комплиментах и поздравлениях, Алёнка не остаётся в долгу и подкалывает его, Ольга Андреевна смеётся, наблюдая за их дружеской пикировкой.
Полтора года переписки и общее дело не прошли бесследно. Сблизили. Именно легкость, с какой они с Гладышевым продолжили своё общение после его возвращения месяц назад, дарила Алёнке веру, что и с Борькой получится, когда тот немного придёт в себя.
— Как ты? Может, лучше сразу к теть Любе поедешь? - спрашивает Олег, когда они выходят из подъезда.
— Нет, кто-то же должен проследить, чтобы Шувалов не прикопал тебя в ближайшем лесочке, - пытается Алёнка шутить, но получается из рук вон плохо. Гладышев натянуто улыбается и, не говоря больше ни слова, садиться за руль отцовской машины.
Видно, что нервничает он не меньше Глазковой, и это, как ни странно, заставляет ее держать себя в руках, быть сильной, а не паникующей, дрожащей от ужаса, влюблённой дурой, только сейчас в полной мере осознающей всю неприглядность того, что она натворила.
— Господи, пожалуйста, пусть все будет хорошо! Пусть он не держит на нас зла, и ему будет не слишком больно! - шепчет она весь оставшийся путь в надежде, что они будут ехать, как можно, дольше.
Но через пару минут Гладышев припарковывается у здания железнодорожного вокзала, и Аленке кажется, будто весь мир замирает. Остаётся лишь панический страх, сумасшедший стук ее сердца, предвкушение встречи и робкая надежда, что все обойдётся.
С этим набором, взяв Гладышева под руку, Глазкова на дрожащих, ватных ногах заходит в здание вокзала и лихорадочно оглядывается.
Людей немного, но их внимания хватает, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке. Под липкими взглядами Алёнке нестерпимо хочется одернуть подол и красться на цыпочках. Цокот каблучков по мрамору кажется оглушительным.
Скривившись, Алёна чувствует, как по спине стекают капельки пота, и это приводит ее в ужас. Платье-то совсем тонюсенькое.
Втягивая судорожно душный, июньский воздух, Глазкова в который раз сетует, что разрядилась в пух и прах. Выглядеть красиво — это, конечно, хорошо, но главное, чтобы вся эта красота была к месту. Алёнка же, как раз, мимо кассы. И вот что теперь делать?
— Не ссы, прорвёмся, - видимо, почувствовав ее упаднический настрой, подбадривает Олег. Но судя потому, как вспотела его ладонь, сам он недалеко уехал.
— Как думаешь, он поймет? - не в силах больше держать в себе свои страхи спрашивает Аленка, но, если Гладышев что-то и ответил, то она не услышала.
Двери, ведущие на перрон, открываются, и из них бурным потоком выносит галдящий народ, заставляя Гладышева и Глазкову замереть в напряженном ожидании.
Шувалова Алёнка узнает сразу же и забывает, как дышать. Она тысячу раз представляла, как он вот так же, сквозь толпу, подобно Титанику, разрезающему гладь океана, пойдет ей навстречу, но ее фантазии и рядом не валялись с оглушительной по силе чувств и эмоций реальностью.
Что она там говорила насчет “кинА”? Не будет?
Чушь. Самое что ни на есть кино сейчас и было. Только роль соляного столба с открытым ртом досталась самой Алёнке. И нет, вовсе не потому, что фото обмануло, и Шувалов вдруг оказался красавцем, каких свет не видывал. Отнюдь. Всё те же грубые черты лица «из-под топора», но боже, какой от них веяло мужественностью, какой силой, уверенностью.
Алёнка смотрела на эту совершенно-нечеловеческую, звериную мощь, вылитую из бронзы, и внутри у неё все трепетало. Никогда ещё ей не доводилось встречать таких мужчин, которые одним своим присутствием заполняли все пространство и заставляли даже «бабу-гром», вроде нее, чувствовать себя хрупенькой девочкой. И дело было не только в том, что Шувалов весь был, как будто чересчур: высоченный, мускулистый, с широченными плечами и огромными ручищами. Просто от него исходила такая сильная, мужская энергетика, что Аленка захлебывалась, тонула, абсолютно не готовая ни к этим сокрушительным эмоциям, ни к реакции собственного тела, которое, стыдно признать, но откликалось на передоз тестостерона волнующим томлением внизу живота. Особенно, когда ее обдало резким порывом воздуха и терпким ароматом, исходящим от Борьки.