Или, к примеру, послушать хип-хоп. Виленский – по-польски. Mental Crush (впоследствии – Mentality Crush) вообще-то читают рэп по-русски, потому что это язык регионального наднационального общения, но иногда записываются и по-польски, как, например, номер Свет из Вильно. И с тем восточно-пограничным акцентом, который до сих пор ассоциировался с довоенными песнями и тем, как разговаривают пожилые люди, они читают такой вот рэп:
Внимание, дело очень срочное – свет из Вильно,
Ударная волна слишком сильная – свет из Вильно,
[…]
Это наши темы, пора сказать про виленские настрои,
На каждый вопрос у нас уже есть ответ,
Мы – как наводнение […].
Заграничный акцент расширяет понятие польского хип-хопа,
Соединяя дорогу из Вильно до Белостока.
[…]
Ты слаб в отношении этой силы, нет, мы не мимы,
Мы умеем болтать, да на разных языках,
Не гляди на нас так глупо,
Я знаю, что ты придурок, потому что не понимаешь нашего базара.
Это наши намерения, двойная сила микрофонов,
Но даже и не думай, будто победишь нас в польском языке.
[…]
Восточная хип-хоповая столица, все время ею восхищаюсь.
Рифмы – словно колеса – контрабандой везу из Литвы в Польшу.
Или вот, рэпер Фильмик из Новой Вилейки:
Польский хип-хоп в Литве,
Будет жить на моей стороне и не исчезнет
[…].
Желаешь или не желаешь – я представляю польский хип-хоп в Литве,
Так уж случилось, что пользуюсь иным языком,
Представляю его каждый день, в машине,
Другой звук не помешает, играет польский рэп – и это для меня важно.
Антек и Алекс Радченко, оба из польской семьи, в принципе, сами избрали польскую тождественность. С тем же успехом могли бы выбрать русскую. Или белорусскую. Или литовскую. Если прослеживать по крови – можно найти все, что только пожелается. Антек в меньшей степени, а вот Алекс довольно неплохо помнит советский Вильно. Литва там была чем-то остаточным. Как и Польша.
- В школе говорили про панско-помещичью Польшу и Литву – и это было все, - говорит Алекс.
Они рассказывают, как Вильно постепенно переходил в литовскость. Поначалу появились вывески . Потом все больше людей изучало язык, им пользовались на улице. А потом он начал доминировать.
- Возьмем, например, виленские ансамбли, - рассказывает Антек. – Вначале они пели по-русски, и только потом, в начале девяностых, стали переходить на литовский язык. Некоторые, правда, пытались частично остаться на русскоязычном рынке, одна нога здесь – другая там, они даже записывали по две языковые версии дисков. Но, - прибавляет он, - никто из Литвы особой карьеры в России не сделал…
Мы сидим в пивной со странным интерьером, хаотичным, объединяющем в себе рустикальность с мещанским стилем (мы – народ, который оторовался от городских корней, - говорил мне литовский знакомый, - но это было необходимо, чтобы оторваться от польскости). Вошли русские. Между собой они разговаривали по-русски. Я думал над тем, а вот, разговаривая с барменом, перйдут они на литовский, или предположат (что, в принципе, оказалось верным), что бармен и так поймет русский язык. Перешли.
Литовский язык деформирует польский, сейчас, в основном, по причине влияния русского языка, но и литовского. Но было и наоборот. Оба языка, кажется, соревнуются друг с другом: один раз побеждает литовский, а потом сверху польский. Мыкола Ольшевский в 1753 году издал популярную книжку под названием "Брама атверта инг вечнасти" , что означает "Врата, открытые в вечность". Полонизмов там масса: достаточно пролистать первых несколько страниц, чтобы выписать "śćiesliwa smiercia", "śćiesliwa wiecznasti". "sprawiiedliwastis", "bieda", "ustawicznay", "smertełna".