С латышской стороны тоже все было прилично и пусто. Двери подъездов были все весьма приличными и недавно замененными. Сами подъезды тоже недавно после ремонта. Выглядело это так, словно в советскую скорлупу жилого дома вполз Запад.
Я помог пожилой женщине поднести сетки к маршрутке. Она ехала на рынок по эстонской стороне. Сама она была латышкой, но торговала там.
- Каждое утро вспоминаю эстонские слова, - говорила она. – Как будет "почем", "свежие ли" и тому подобное. Но, - махнула она рукой, - если чего попутаю, всегда можно по-русски.
Девушка, что работала в пункте туристической информации по эстонской стороне, была наполовину латышкой, наполовину – эстонкой. Мама – латышка, отец – эстонец. Проживали они в Эстонии, но в школу ее мать гоняла в Латвию. Чтобы не забывала латышский язык. Отец согласился, потому что эстонский и дома, и на улице. Так что ходила. Тогда еще не было Шенгена, так что приходилось дважды в день пересекать границу. Результат был таков, что больше всего знакомых было на латышской стороне, а на эстонской чувствовала себя как-то одиноко. То есть, чувствовала она себя латышкой, проживающей по эстонской стороне, пока отец не начал беспокоиться. Она заверяла его, что все в порядке, что она и эстонка. Сейчас она даже чувствует себя эстонкой, потому что живет здесь и работает. Хотя немного и латышкой. Когда все это рассказывает, вздыхает.
- Ну ты как, поспеваешь? – спрашивает она. – Потому что сама я уже теряюсь.
Эстонская Валга выглядит, словно заброшенная Германия, расположенная в постсоветском пространстве. И будто немного из вестерна со всеми теми деревянными домиками то тут, то там. В них размещались магазины с б/ушными тряпками из настоящей Германии. Лаже кавардак возле рыгка выглядел словно польский или постсоветский, только все здесь было как-то лучше уложено. Над картошкой и свеклой вздымалась золотая луковица православной церкви. Трава была скошена. Даже земляные площадки были здесь заметены. Там, где в Польше, в России или в Украине стояли бы сетки, стеночки, ограды и заборы, ну а на заборах висели бы рекламы – здесь повсюду расстилались несущие облегчение и свободное дыхание травянистые пространства между свободно стоящими домиками. Вокзал тоже выглядел таким, словно он был с края германского мира. В каком-то смысле, это и правда. На специально прикрепленной полке можно было оставить собственную книжку, если ты ее прочитал, и взять какую-нибудь другую. Большинство книг была на эстонском языке. Но несколько было и на русском.
Было зелено. Холодные цвета эстонского флага странным образом контрастировали с этой зеленью. А флаги висели практически повсюду. Они напоминали о том, что в Эстонию следует ездить зимой, если желаешь узнать страну, поскольку это – наверняка – титульное время года этой страны. Мы проезжали мимо скандинавских деревень, житель которых одевались со скромной элегантностью: они, вроде как, и носили одинаковые одежки, словно обитатели русской, польской или литовской провинции, но носили их как-то не так. Деревянные дома были уже почти что совершенно скандинавскими. Реальность, которая началась в послероссийской части Польши, здесь прошла уже полную трансформацию в скандинавскость. В одной деревне в автобус сел пьяный мужик. Стереотип заставлял меня предполагать, что он будет говорить по-русски, но говорил он по-эстонски. Чего-то орал и хотел отлить в проходе. Водитель остановился, открыл дверь и выгнал бухаря на шоссе, переплетая эстонские слова суками и пидарасами. В окно я увидел собачью будку с очень красивым и крупным окошком. Перед Тарту появилась беспокоящая шильдоза, но исчезла так же быстро, как и появилась. Городские предместья начали выглядеть словно какая-то там Новая Англия из романов ужасов Стивена Кинга. Деревянные, под готические, виллы при широких, ровненьких, асфальтированных тротуарах, по которым ездили дети на велосипедах ВМХ.
Конец определенной цивилизации
Я взял автомобиль напрокат и ездил по восточной Эстонии. Она и вправду выглядела будто последний бастион Запада. Все эти местности были сельскими, прелестными и нудными. Приличным образом содержащиеся и по-скандинавски оформленные постсоветские захолустья. Собственно говоря, здесь все было по-чешски. Северная, блин, Чехия. Эстония ведь тоже была страной, которую несколько сотен лет окучивали немцы и придавали ей форму, а потом оказалось, что местные желают говорить на другом языке и иметь иную тождественность. Но если речь идет о геополитическом направлении, то местных притягивало к германскому миру. Время от времени появлялись замыслы, поменять эстонский флаг на такой, в котором цвета были бы те же, только сложенные в нордический крест.