— А если мы не вернем чашку, если ее разобьют, на нас перестанут обращать внимание меньше, чем через два поколения, — горько ответила Фасильяр. — Мы ничего не можем сделать, если не будем вести дела с этим гибильцем. Есть ли у нас выбор?
— Нет, мы не будем иметь дело с Гибилом! — взвыл Тарсий.
— Конечно, не будем, если ты и дальше будешь пытаться запугать его. — Фасильяр с упреком посмотрела на бога войны.
— Это здесь ни причем, — упрямо произнес Тарсий, и в значительной степени это было правдой. — Жители Гибила слишком легкомысленно относятся к богам. Они уже считают себя равными нам. А иногда они считают себя выше богов. Но хуже всего то, что, по их мнению, им и незачем замечать богов. Они даже не пытались понять, в чем сила Энгибила и где он хранит свои запасы этой силы! Даже не подумали об этом! Они…
— Замолчи! — яростно прикрикнула на него Фасильяр. — Приди в себя, или скоро в горах останутся одни женщины. Кто тогда будет участвовать в твоих драгоценных войнах? Ведь у женщин, по-твоему, для этого ума не хватает!
Тарсий заткнулся. Шарур даже не подозревал, что Фасильяр способна на такое. И он понятия не имел, в чем заключалась угроза Фасильяр. Однако бог войны что-то знал и не захотел рисковать, продолжая спор с богиней. В общем-то, благоразумно с его стороны.
Фасильяр снова обернулась к Шаруру.
— Ну и что решишь, человек Гибила? — спросила она ровным тоном. — Что ты выберешь? Богатство, славу и жизнь в довольстве или хаос, безумие и риск?
Тарсий тоже хотел что-то сказать, но Фасильяр так взглянула на него, что бог промолчал. На месте Тарсия Шарур тоже поостерегся бы говорить. Фасильяр ждала ответа.
Шарур не хотел бросать вызов богам. Он и сам еще не решил, стоит ли ему бросать такой вызов.
— Я поступлю так, как мне выгоднее, — медленно сказал он.
И в тот же миг проснулся на крыше под звездами. Шарур так и не понял, поверили ему боги Алашкурри или махнули на него рукой. И в том, и в другом случае неизвестно, как поступят они.
Глава 12
На прилавке, рядом с весами для золота и серебра стояла простая глиняная чашка из гор Алашкурру, украшенная незамысловатым рисунком из змей. Как только Шарур проснулся, он тут же пошел вниз, проверить, на месте ли сокровище, не украл ли его Хаббазу или сами горные боги.
Нет, никто не потревожил этой ночью покой чашки. Теперь все они, и зуабиец, и Эрешгун, и Тупшарру стояли рядом, и в утреннем свете смотрели на чашку. Шарур перевел взгляд на весы. Чашка была дороже всего, что он, его отец или брат ставили на чаши весов, только ценность ее нельзя было измерить кусками металла.
— Утро. Надо решать, — проговорил Эрешгун хриплым еще сонным голосом.
— Боязно. Мне не стыдно признаться, что я боюсь, — сказал Хаббазу. Стоявший рядом с ним Тупшарру отхлебнул из кружки пива и кивнул.
— И я боюсь, — сказал Шарур. — Но я уже устал бояться. — Он имел в виду богов, но предпочел не говорить об этом вслух. Его и так поймут, в этом он не сомневался. И потому продолжал: — Я хотел бы освободить людей. Кому еще и когда предоставлялся такой шанс?
— Странно думать, — произнес Эрешгун, — что мы говорим об освобождении людей где-то там, далеко от Гибила, далеко от Междуречья…
— Да, странно, — согласился Шарур. В голове крутилась какая-то неотвязная мысль… Что-то такое сказал ночью во сне Тарсий, что не давало покоя сыну торговца… А-а, вот! Он говорил, что у Энгибила тоже есть нечто, в чем хранится его сила. Это что же, у всех богов должны быть такие талисманы? Как у горных богов, хранивших силу в этой чашке? Например, Энимхурсаг… он тоже зависит от некоей вещи, припрятанной где-то в его городе?
— Итак, мы действительно готовы это сделать? — снова спросил Эрешгун.
Хаббазу промолчал. Тупшарру промолчал. Только Шарур ответил отцу.
— Думаю, да, отец. О каких бы людях не шла речь, как бы далеко они не жили, мы поможем всем людям. Они станут свободными. — Хаббазу не возразил. Тупшарру не стал противоречить старшему брату. И даже Эрешгун признал за Шаруром право решать.
— Кто это сделает? — спросил Хаббазу удивительно тихим голосом. И голос этот слегка дрожал. Кажется, мастер-вор вышел из-под тени своего бога куда дальше, чем любой его соотечественник. Возможно, даже дальше, чем многие гибильцы, но все-таки не так далеко, как Шарур, Эрешгун и Тупшарру.
— Я, — решился Шарур. Он тоже говорил тихо, его голос тоже подрагивал. — Большинство наших проблем началось после моего последнего путешествия. Я надеюсь, что как только мы сделаем дело, кончатся и наши проблемы.