— Ты сам ответил. Люди, чей бог ленив и апатичен, вынуждены делать для себя то, чего не сделает для них бог, — промолвил Шарур. — Мы такие, какие мы есть, потому что Энгибил у нас такой, какой он есть. А поскольку Энгибил у нас такой, мы уже недалеки от того момента, когда прекрасно сможем обходиться и без него. — На последней фразе он понизил голос до шепота. — Только «недалеки» не означает «уже там».
— Правнуки… — пробормотал Кимаш. Он поднял бровь, испытующе глядя на Шарура. — Помни, сын Эрешгуна, мой правнук может быть твоим внуком.
— Да, может, но если он займет твое место… — Шарур не стал продолжать, потому что подумал о том, что если так пойдет дальше, линия наследования Кимаша может ведь когда-нибудь и прерваться, — впрочем, я молюсь, что к тому времени я буду женатым человеком, ведь Энгибил согласился на брак, и наши семьи уже все обговорили к вящему моему удовольствию.
— Да, я понял, что твой брак заключается по любви. Теперь и я вижу, что так и должно быть, — сказал Кимаш. — Только брак по любви может заставить человека отказаться от власти, особенно когда власть ему предлагают, как горшок на рынке. — Но тут лугал вспомнил о своей роли. — К счастью, мне, Измаилу, человеку простому, нет нужды задаваться такими вещами. — Он поклонился и ушел.
Шарур задумчиво смотрел ему вслед. Он-то ждал, что лугала разозлит уничтожение чашки Алашкурри, но Кимаш одобрил случившееся. И, что еще более удивительно, куда спокойнее принял отказ Шарура взять в жены одну из его дочерей.
Видимо, мысль о том, чтобы раз и навсегда освободиться от власти Энгибила полностью захватила его, и прочее отошло на второй план. Если бы сам Шарур жил во дворце, а не в доме Эрешгуна, ему бы тоже понравилась бы такая мысль. Впрочем, она ему и так нравилась, хотя он и жил всего лишь в доме отца. Да и кому не понравится перспектива свободы от божественной воли? А еще он подумал, что, наверное, стоило бы раз и навсегда покорить Энимхурсаг.
— Ты уверен, что хочешь этого, сын главного торговца? — Ушурикти нахмурился. — Ты же сам отдал мне этих рабов на продажу. А теперь мне придется получить с дома Эрешгуна не только плату за их содержание, но и часть цены, которую я мог бы выручить от их продажи.
— Ну, если это не очень много, я не возражаю, — ответил Шарур. — Ты же не вымогатель? Мне же не придется на тебя жаловаться.
— А-а, договоримся! — отмахнулся работорговец. — Только объясни мне, с чего ты вдруг решил освободить этих двоих имхурсагов? За них же можно выручить кое-что, прибыль получить?
— Мне надо отправить в Имхурсаг сообщение, они очень для этого подходят.
— Конечно, тебе судить, — Ушурикти покрутил головой, — но ты же помнишь, они сейчас заняты на юге, выполняют задание могучего лугала.
— Помню, — кивнул Шарур, — но они работают на могущественного лугала потому, что они рабы или считаются рабами. Если ты пошлешь на юг гонца с известием, что они — свободные люди, гонец вернется обратно вместе с ними.
— Скорее всего, так и будет, сын главного торговца. — Ушурикти прищурился, что-то прикидывая. — Раз таково твое желание, то гонца мы пошлем за твой счет. Пусть он привезет их обратно в Гибил.
— Пусть будет так, как ты говоришь, — безропотно ответил Шарур. Ушурикти вызвал гонца, объяснил ему, где искать пленников-имхурсагов, а Шарур вручил ему глиняную табличку для предъявления бригадиру, управлявшему рабами от лица Кимаша. Это была вольная для них. Он перевязал табличку личной печатью, подтверждая свое право собственности на рабов. Гонец помчался на юг так, что за ним пыль встала столбом.
Вернулся он через три дня в сопровождении двоих имхурсагов. Ушурикти тут же сообщил Шаруру об их прибытии, и Шарур поспешил в дом работорговца. Там он нашел своих пленников, очень заинтересованных своей дальнейшей судьбой.
— Неужели это правда? — спросил Дуабзу. — Ты и впрямь собираешься освободить нас? — По нему было видно, что теперь, после того как он сполна вкусил жизни раба, он уже не хотел терпеть ее так, как тогда, когда Шарур пощадил его на поле боя.
— Значит, нас выкупили? — с надеждой спросил Насибугаши.
— Вы свободны, — буднично произнес Шарур, и оба имхурсага закричали. Шарур продолжал: — Вы свободны без всякого выкупа. Я даю вам свободу, не взяв за нее даже ячменного зерна. — Пленники хором вскрикнули от удивления, но Шарур жестом призвал их к молчанию. — Но у меня есть одно условие. От свободы вас отделяет теперь лишь ваше согласие. Вот мое условие: вы должны передать как можно большему количеству ваших соотечественников следующее сообщение.