Дуабзу пал на землю и коснулся лбом ноги Шарура.
— Великим, могучим и ужасным именем Энимхурсага я клянусь, что буду повиноваться тебе, как сын повинуется отцу. — Такую же клятву принес и Насибугаши, хотя и не выказал Шаруру такого же почтения, как Дуабзу.
— Вот и хорошо, — сказал Шарур. — А теперь слушайте сообщение: где-то в землях Имхурсага есть некая вещь, которая хранит большую часть силы Энимхурсага. Не знаю, на что она похожа. Не знаю, где она. Зато знаю, что если сломать ее, Энимхурсаг лишится большей части своей силы. Именно с этим я отпускаю вас, и напоминаю: вы дали клятву выполнить мой наказ. Я требую, чтобы как можно больше людей в Имхурсаге услышали это.
Дуабзу ошалело потряс головой.
— Но такое послание может оказаться опасным для великого бога. Оно может навредить ему. — В ответ Шарур лишь улыбнулся. Это еще больше испугало Дуабзу. Он же дал клятву, а теперь должен подвергнуть опасности бога, которого любил, бога, который правил им безраздельно.
Насибугаши сказал, насупившись:
— Теперь я еще лучше вижу то, что видел с тех пор, как меня обманом заставили отправиться в Гибил: в этом городе много умных людей, людей, готовых на все и обращающих в свою пользу все, что делают даже чужие боги. И я должен сказать: Имхурсаг стал бы лучше, если бы у нас было больше таких людей.
— Имхурсаг стал бы больше походить на Гибил, если бы у нас было больше таких людей, — произнес Дуабзу с дрожью в голосе.
Шарур повернулся к Насибугаши.
— Не знаю, понравится это тебе или нет, но ты похож на одного из нас, больше похож, чем многие имхурсаги, которых мне довелось встречать.
— Ты удивишься, но я тоже не знаю, хорошо это или плохо, — ответил Насибугаши.
— Что поделаешь? Пусть уж сам Энимхурсаг разбирается, повредит ли ему такое сообщение, или нет, — вздохнул Дуабзу, хотя по нему было видно, что сам-то он не сомневается: Энимхурсагу это не придется по вкусу.
Шарур считал так же. Если Энимхурсаг увидит, что именно несут в себе Дуабзу и Насибугаши, самым мудрым решением для него будет убить обоих, как только они пересекут границу.
Возможно, на какое-то время такая мера помогла бы, но неизбежно привела бы к тому, что Имхурсаг еще больше отстанет от Гибила не только в военном деле, но и во многом другом, зависящем от таких людей, как Насибугаши. А если Имхурсаг еще больше отстанет от Гибила, рано или поздно гибильцы найдут то, в чем Энимхурсаг хранит большую часть своей силы. И тогда... Шарур не хотел бы оказаться на месте бога Имхурсага. Однако, вспомнив о выборе, перед которым поставили его самого бог Имхурсага и другие боги, он не стал жалеть о том, что отплатил им тем же.
— Вы дали клятву. Я жду, что вы ее исполните, когда вернетесь домой, — сказал он Насибугаши и Дуабзу. — Возвращайтесь в землю имхурсагов. Я освобождаю вас. Никто не вправе предъявлять вам претензии. Никто не должен препятствовать вам. А теперь идите и возвращайтесь в Гибил только по торговым делам.
Имхурсаги покинули заведение работорговца. Насибугаши шел, высоко держа голову, Дуабзу шел за ним почти крадучись. Он боялся. Шарур его понимал, причины для страха у того имелись немалые.
Ушурикти глядел им вслед.
— Знаешь, сын главного торговца, вот теперь я понял, зачем ты это сделал. Ты отправил Энимхурсагу яд, спрятанный в финике, сваренном в меду; освободив этих двоих, ты, возможно, освободил от его власти весь город. Преклоняюсь перед твоим хитроумием. — Он помолчал, а потом нейтральным тоном добавил: — Это, конечно, не означает, что я отказываюсь от положенной мне части прибыли от продажи двух этих рабов.
— Ничего другого я и не ожидал, — ответил Шарур.
— Ничего другого ты и не мог ожидать, — Ушурикти приосанился. — Разве я не гибилец, как и ты? Разве я не такой же купец?
— Верно, ты — гибилец. И такой же торговец, как и я. — Шарур хлопнул работорговца по плечу. — И сегодня мы с тобой вместе нанесли приличный удар по всему Гибилу.
— Да будет так, — сказал Ушурикти, — и да будет так до тех пор, пока я получаю свою прибыль!
Суматоха возле дома Эрешгуна заставила Шарура оторваться от дощечки, на которой он записывал меры ячменя, полученные в обмен на олово, на то самое олово, на котором лежала до недавнего времени чашка Алашкурри.
— Давай, двигай! — прикрикнул на кого-то грубый мужской голос. — И даже не помышляй слинять! Будь мы прокляты, если тебя отпустим. Шагай, шагай, а то как бы хуже не вышло!
Через мгновение в дверях появился Мушезиб, начальник стражи, ходивший с Шаруром в Алашкурские горы. Следом шел погонщик ослов Хархару. А между ними, зажатый как соленая рыбка между двумя лепешками, плелся мастер-вор Хаббазу.