Плечо рассекало глубокое ножевое ранение. Под пиджаком была некогда белоснежная хлопчатая рубашка. Не отстирать. Он расстегнул несколько верхних пуговиц и приспустил её с плеча. Всё ещё струилась кровь. Кёниг, оглянувшись по сторонам, сдёрнул с дверцы шкафа какую-то серую футболку и положил на рану, приостанавливая кровь.
Он обернулся — даже столь небольшого количества света вполне хватало, чтобы определить, что позади него находилась ванная комната, и даже рассмотреть, что около жёлтой железной раковины стояла небольшая дубовая тумбочка.
Уотан, рассчитывая на предсказуемость Хофманн, подлетел к ней и схватился за ручку прежде, чем подумать. Всё заляпал. Такими темпами здесь всё будет в крови. Он мотнул головой. Сейчас нужно было переживать точно не за это. В тумбочке таки нашлось всё необходимое.
Кёниг размотал немного бинта, сложил его пополам, смочил под ржавой водой — выбора не было, — и плотно прижал к телу Лени, несильно надавливая. В военное время он делал это несколько раз на дню и молил Всевышнего больше никогда не сталкиваться с этим. Его не услышали.
Он повторил эти действия ещё несколько раз, промывая рану и убирая сгустки крови. Взял бутылёк перекиси, и, абсолютно не щадя, обильно начал поливать плечо. Белую пену убирал чистой частью многострадальной футболки — не даром предупреждал девушку о возможном нагноении. После наложил на рану чистую марлю и, пыхтя, перемотал ее бинтом. Он подержал пальцы на шее с минуту, проверяя пульс.
Жива.
Уотан утомлённо вздохнул, встал с колен, сначала чуть теряя координацию и отшатываясь в сторону, и стёр внутренней стороной локтя пот со лба. Когда Алоис и Эмиль просили его сегодня «отдохнуть и развеяться», они имели в виду точно не это. Впрочем, даже он сам не ожидал того, что с помощью своего развлечения сможет выйти напрямую на Рихтера и удостовериться в причастности ко всему этому не вылезавшую из головы факира.
Кёниг опустил взгляд вниз. Он всё ещё был в зимнем, измаранном чужой кровью пальто. К счастью, её почти не было видно на черной ткани. Выглядел, наверное, как псих-убийца.
Уотан быстро снял пальто, вымыл руки под той же ржавой водой в раковине, как бы мерзко ни было, закатал рукава рубашки и вышел из ванны, укладывая верхнюю одежду на дряхлый диван. К слову, лёгкое пренебрежение к местной мебели никуда не делось.
В пять шагов пересекая всю квартиру, он подошёл к батарее, на которой сушилась простынь. Подцепил её двумя пальцами, приподнял, оглядел со всех сторон и, только когда полностью убедился в её чистоте, взял нормально, возвращаясь в ванную комнату. Там он порвал её пополам несколько раз и, намочив одну из частей холодной водой, вновь присел к Лени. Кёниг обвязал ткань поверх бинта, наконец спокойно выдохнув. Дело сделано.
Медик один раз — медик навсегда, да? Уотан же делал это явно больше для себя, чем для девушки. В противном случае его бы съела совесть — он уже видел, как мучаются люди с такими ранениями без помощи.
До этого гнетущая пустота в голове вмиг разорвалась, уступая место мыслям и целой тучи вопросов. Старуха правда подумала, что они вместе? Что за сюрреализм? Сегодня ночь издевательства над Уотаном? Почему его дважды приняли за изменщика? Не мог же он и правда так бегать за какой-то циркачкой, что кто-то решит… Он делал это для семьи! Погибшей, на секундочку, семьи, убитой… Нормальной. Да, они с Элен поженились не по любви, а по договору, но ведь со временем в их отношениях появилась и любовь! Было ли это любовью? Или просто привычкой? Да нет, глупость, конечно же любовь. Да-да, верно, они любили — иначе не было бы у них Кьяры, не так ли?
В полумраке он перенёс его в спальню и упёр руки в бока, пытаясь отдышаться. Ну и ночка.
Кёниг решил осмотреть квартиру возможной неприятельницы — такой возможности терять было нельзя, мало ли, что ещё найдет такого по делу. Кровать у девушки лишь отдалённо напоминала кровать — деревянный короб с подранным матрасом, разнотипное постельное бельё. Комнатушка совсем маленькая: в ней едва ли умещался этот «гробик» да пара хлипких тумбочек, тех же лет высокий шкаф и узкое окно с плотными синими шторами.
Кухня и зал были совмещены. Желтоватый заляпанный кухонный гарнитур с полузакрытыми шкафчиками — дверца одного из них и вовсе была выломана почти до конца. Рядом квадратный маленький стол с тонкими ножками и одним стулом, покошенным набок. На полу лежал, к великому удивлению Уотана, дорогой и чистый ковёр, расстеленный по всему полу. В паре метров от стола стоял длинный старый диван, рядом невысокий сервант и письменный стол. В отличие от спальни, в этой комнате располагалось большое окно, и здесь наверняка было бы светло днём. Но даже сейчас в ночи было видно, насколько грязное оно — почти матовое. Ни штор, ни тюля на нем не было — конечно, куда уж тут, и так ничего не видно. Санузел совмещенный, все стены в подтёках — уже не раз топили. В «прихожей» метр на метр стояли только зеркало в полный рост и узкий шкаф. Из растений в квартире было больше всего кактусов, за которыми и следить то особо не нужно, а те, что не кактусы (знаний Кёнига хватало, чтобы определить, что это были традесканция и хлорофитум) выглядели как мертвые.