Несмотря на «шальную» мысль о том, что Алоис мог играть против него, хотелось много чего рассказать, открыть человеку глаза. Мозг пытался сказать о чём-то странном, подозрительном. Сердце же было непреклонно. «Шальная мысль», — твердило оно, — «Вайдеман не может быть против меня. Он должен быть в курсе того, о чём я узнал». Это было желание, сходное с чисто детским – похвастаться новым знанием с родителем. Напрягало только поведение «родителя». Это проявление нервозности, напряжённое молчание обычно не означало ничего хорошего. Точно вот-вот вулкан начнёт извергаться, если ты не успеешь признать свою вину. В голове лишь: «Вдруг что-то не то сделал я?»
Алоис махнул рукой:
— Какой-то ты сегодня недовольный, — он подошёл к стулу и чуть отодвинул его за спинку, — Разговаривали мы с Эмилем по делу. Он выпросил у лаборантов яд, которым скорее всего накачивали жертв, после которого те становились схожими с дряхлой губкой, — «И ему так просто его дали?». Кёниг захотел залиться громким смехом — правду насчёт полицая он уже знал, — Он подтвердил моё предположение, что штука эта для людей не смертельна. И даже сам его попробовал. Живенький вон ходит.
Уотан закатил глаза. Ну конечно, так Шефер и стал бы первым пробовать какую-то херь.
— Только не говори, что и ты попробовал.
Алоис едва заметно ухмыльнулся, поворачивая голову к столу и упираясь в него.
— Попробовал. Живой. Ничего не произошло… Почти.
К горлу подступил ком. Что значит это его «почти»? Оно и вправду могло расшифровываться по-разному: от «сопли постоянно текут» до «я умру завтра».
— Почти?
— Кал желтоватый был и…
— О нет, — перебил его Кёниг, — избавь меня от этих подробностей, — ухмылка с лица Вайдемана не исчезла. Ну конечно, он специально это сказал. Кёниг терпеть не мог все эти туалетные разговоры, — А меня почему выпроводили?
Алоис замялся, кончики его ушей чуть покраснели.
— Он тебе не доверяет. Как и ты ему. Тебе бы этому удивляться.
Что-то тут было нечисто. Это противное ощущение недосказанности сковывало. Если переносить речь Вайдемана на бумагу, то по другую сторону листа был бы целый пласт текста, написанный бесцветным лимонным соком.
— Не доверяет? — изумился Кёниг. О каком недоверии может идти речь, если он и есть тот человек, который обратился за помощью?
— Эмиль предполагает, что ты и сам состоишь в той группировке.
В голове зациклилось это предложение — «сам состоишь в этой группировке». Оно заняло собой всё пространство. Как вода разлилось по всем каналам, не давая возможности думать.
Кёниг слабо себе представлял, что после совершённого этими убийцами он мог хотя бы контактировать с ними. С другой стороны, среди них была Лени, которая казалась вполне разумной, и… Нет. Точно нет. Ни за что и никогда он не будет с ней.
Уотан резко выдохнул. Захихикал:
— А тебе бы только секреты рассказывать, — Вайдеман возмущённо зыркнул на него, — Ладно-ладно, допустим. А ты где был? В остальное время?
— Да Шефер с женой развёлся, — Алоис сел.
У такого противного человека могла быть жена? Удивительные вещи. Правду говорят: каждой твари по паре.
— И?
— Он мой друг.
— И?
— Нужно было помочь справиться с проблемой. Что называется, запить горе, — он говорил так серьёзно, что Кёниг уже не мог поверить: этот человек успешно расследовал с несколько сотен глухарей. Каким образом? Удача и отчаяние?
— Алоис, ты серьёзно сейчас? Ты бухал, пока наше не-закрытое-ни-от-кого место, где находится наша единственная информация, наши труды и моё спасение, мой шанс выжить, пустовало? Алоис, ты… Ты… Scheiße, — он зарылся пальцами в волосы и откинул голову назад.
В голове совсем не складывалась картинка. Это были три совершенно разных человека: тот Алоис Вайдеман, с которым его впервые познакомил отец, тот Вайдеман, который решил помочь ему с делом, и тот Алоис, который сидел перед ним. Все эти люди имели разный характер, разные взгляды на жизнь, разную манеру поведения. Первый и последний так вовсе были полными противоположностями друг друга.
Вайдеман молчал. Молчал и Кёниг.
— Что ты узнал? — попытался сменить тему Алоис.
Уотан прошёлся пальцами по волосам до самого затылка и прикрыл глаза. Он давно перестал пользоваться бриолином, давно не менял одежду, давно не смотрел в зеркало. Давно… Не жил. Пора бы, наверное, было сходить домой.
Кёниг подвинул к Алоису дневник.
— Ты в тот раз так и не посмотрел на записки, которые я находил. Ну те, что подкидывали мне за некоторое время до… инцидента.