— Всё в порядке. Я просто устал, — он отвечал так всегда, когда не хотел вводить в подробности свою девушку. То есть — всегда. Она же о нём совершенно ничего не знала. С того самого момента, как они познакомились в библиотеке, Кёниг больше о себе и не рассказывал. Аделина до сих пор думала, что он работал историком в каком-то университете, что увлекался Древней Грецией. Что уж, она даже не знала его фамилии.
Осознав это, Уотан покосил на неё взгляд. Почему-то он никогда об этом не задумывался. Просто плыл по течению и не замечал мир… Всё было каким-то ненастоящим. Иллюзией.
Ошибкой, которую он, казалось бы, не мог совершить.
Он открыл дверь ресторана, пропуская первой Аделину, и прошёл к заказанному ранее столику у окна. Кёниг начал оглядываться, искать в помещении официанта, а Аделина всё лепетала о своей жизни. Он её не слушал. Даже если бы захотел — не услышал. Всё шло фоновым шумом, который понять он был не в силах. И если так подумать, то они находились между друг другом во вполне одинаковых условиях. Сколько бы Уотан ни пытался, он никак не мог вспомнить, что из себя представляет Аделина. Какая у нее фамилия? Чем она увлекается? Что любит читать? Из какого она рода?
Он всё же посмотрел открыто на свою спутницу впервые за вечер. Лицо её было словно размытым, нечётким. Уотан потёр глаза, чтобы убрать соринку, которая видимо мешала посмотреть на мир нормально, но это не помогло. Всё осталось таким же мутным. Наверное дело в зрении.
Он хотел сказать, что нигде не видит официанта, и начать возмущаться на сервис, но этот самый официант уже стоял около Аделины, через чур быстро записывая её заказ. Перо — без чернил! — быстро скакало в его пальцах по бумаге. Он будто писал какую-то газетную сенсацию, а не дублировал заказ.
— Ну и запечённую сёмгу. Ему также, — закончила Аделина. Она подняла взгляд на Кёнига и легко улыбнулась, — Сегодня же четверг, ты не против, что я заказала всё рыбное?
Он был против. Очень против. Всё морское-речное-океаническое он даже во рту держать не мог — рвотный рефлекс не ждал. Эта лютая ненависть к рыбе была у него с самого детства и до сорока лет никуда не ушла. Несмотря на это, язык поворачивался только для:
— Хорошо, — уголки губ кто-то невидимый потянул наверх, и Уотан посмотрел на официанта, — Как долго нам ждать?
— Через полчаса будет готово первое блюдо.
Кёниг закатал рукав и поправил часы. Только вот понять не смог, что на них написано — циферблат превратился в сплошное чёрное месиво, в котором можно было заметить лишь две стрелки, бесконечно быстро мельтешащие перед глазами, как наперегонки. Он поднёс руку ближе к лицу — на часах всё также оставалась постоянно вибрирующая клякса.
Уотан несмело кивнул. Официант положил лист с заказом ему на тарелку и ушёл.
— И всё же ты ведёшь себя странно, — недовольно пробубнила Аделина, подпирая голову рукой.
— Нервничаю, — Кёниг достал маленький платочек и для видимости смахнул пот со лба. Он совершенно не понимал, что происходит.
— Меня боишься? — удивилась она и, состроив умилённые глазки, потянулась через весь стол к Уотану. Оксана взяла его руки в свои и несильно сжала, — Ну ты чего?
— Я просто впервые на свидании. Мы же с тобой никогда не ходили…
Он отпустил взгляд на тарелку, где всё также лежал лист. На нём размашистым, едва понятным почерком было выведено: «Не доверяй здесь никому. Не только здесь. Везде». Совсем нечитаемые слова были написаны в конце тёмно-красными чернилами: «Это они во всём виноваты». Пожалуй, он бы хотел как-то отреагировать на это, возможно возмутиться или испугаться, но не хотелось. Уже не хотелось. Всё шло будто своим чередом, который совершенно не хотелось нарушать своими неправильными эмоциями. Аделина звонко рассмеялась, утыкаясь лицом в предплечье:
— Тони, мы встречаемся два года. То, что одна из наших обычных прогулок получила название «Свидание» не означает, что я стала другим человеком.
Кёниг смущённо хмыкнул и кинул взгляд за окно. Уже почти стемнело. Всё-таки хорошо, что его внутренний мир не проецируется на реальный. Ему казалось, люди бы не пережили после нормальной смены суток внезапного затмения лет на сто. Уотану думалось, что он сильно изменился за последнее время. В худшую сторону. Куда делись его манеры? Аристократичность? Желание жить несмотря ни на что? Стремление создать семью и охранять её, как самый дорогой бриллиант? А ещё Уотану виделось, как знакомая тощая фигура забежала в подворотню, оставляя за собой кровавую дорожку.
Казалось, думалось и виделось — вот они, настоящие всадники апокалипсиса. Апокалипсиса внутри Уотана Кёнига, не-графа в первом поколении.