Кёниг сощурился, резко вставая из-за стола и продолжая наблюдать за Лени. Он не понимал, почему резко стало так до одури страшно и беспокойно, и почему сердце в груди так громко ухало, а в горле образовался огромный, неприятно тянущий ком. Ниточки, держащие его как куклу в театре, наконец оборвались.
— Я сейчас приду, Аделин, подожди минуту, — Уотан выбежал из заведения, ловя вслед крики оксаниного недовольства. Было всё равно. На Аделину, на этот ресторан, на дебильную рыбу, на четверг, на свои провалы в памяти и плохое зрение. Абсолютно. Всё. Равно. На первом месте маячила мысль о раненой Хофманн, которая опять попала в какую-то передрягу.
На улице шёл дождь, хотя минутой ранее стояла хорошая погода. Тот самый мерзкий дождь, от которого хочется поскорее скрыться, и который по каплям на лице действовал на нервы. Который не мочит и не окатывает вмиг ледяной водой. Который издевается над людьми, а на деле не оставляет после себя ничего. Проще говоря, морось. Кёниг помчал к еле заметному силуэту Лени в темноте многоэтажек. Поскорее бы с этим всем покончить.
Ветер громко свистел в ушах. Хофманн лежала в углу, сжавшись в комок и прижимая руки к груди. Под ней уже натекла приличная лужа крови, на щеке расцветал синяк, в глазах стояли слёзы. Она громко дышала, но, несмотря на всю ситуацию, смотрела на Уотана с нескрываемым вызовом.
Ужас подступал медленно, словно хищный зверь готовился к нападению. Кёниг упал на колени, отвёл ладони Лени от раны. Пулевое в грудь. Его взгляд заметался по телу Лени, руки самостоятельно начали мазками перемещаться с груди по шее к лицу.
Умрёт. Сто процентов умрёт. Он уже не сможет спасти. Ещё и в голову так не вовремя врезалось осознание того, откуда он знал Хофманн и почему первое чувство — это именно страх. На его руках сейчас умирала убийца его семьи.
Не было на плече Уотана того стереотипного демонёнка. Нет. Это был настоящий дьявол, который сидел на шее и кричал ему о том, что Лени нужно добить. Посильнее приложить голову к стене, вмазать в челюсть со всей силы, пнуть в живот и уйти обратно в теплое место, к Аделине. Ангелочек был самый что ни на есть обычный, который антонимами вторил дьяволу, но со своими силами и в подмётки ему не годился.
— Давай! Вперёд! Я же вижу — хочешь! Бей! — закричала Хофманн. Поняла, наверное, всё по взгляду. Увидела смену настроения. И, предательница, сама выбрала сторону зла. Глупая. Жизнь одна, а она всё стремится умереть! Хотелось горестно хмыкнуть, и, как в самых бессмысленных романах, толкнуть речь, которая не уместится даже на десяти страницах.
— Заткнись, Лени, — прошипел Кёниг, — Просто молчи, — он был не уверен, действительно ли обращался к Лени, или всё же к себе.
Нервы сдавали. Вот-вот и дьявол одержит верх в этой схватке.
Нет. Нет-нет-нет. Он не должен быть как Хофманн. Если он сейчас добьет Лени, то чем будет её лучше? Ничем! Убийца. Предатель. Трус.
— Убей меня, Кёниг, — захныкала Хофманн и схватила кровавой рукой за белый воротник рубашки Уотана, — Давай! — снова закричала, — Я же убила твою семью… Водила за нос… Убей, — голос её казался чужим, он менялся в секунды с плаксивого, почти скулящего к басистому, демоническому и обратно.
Хофманн отпустила воротник Кёнига, проводя кончиками пальцев по рубашке и оставляя красный след. Уотан скривился, словно наступил в лужу в туфлях, отшатнулся от неё, убрал руки.
И ударил. Со всей силы, кулаком в нос, как сделала это однажды сама Хофманн. Не ради того, чтобы убить. Ради того, чтобы Лени пришла в себя и перестала просить о глупостях. Если она решила, что Уотан действительно смог бы её убить, то Кёнигу стоило бы задуматься о своей манере поведения. Никогда его руки не окрасятся кровью. Ни за что.
Он не убийца. Он не предатель. Он не трус. Хофманн зажмурила залившиеся глаза и отвернула голову. На щеке блеснула слеза. Она шмыгнула, закрывая ладонью пол лица и окрашивая её красным цветом.
— Спасибо, — зашептала как в бреду Лени. У Уотана на душе кошки заскребли пуще прежнего. Не должны люди благодарить за избиение.
— Перестань, — дотронулся он до плеча Хофманн, — Перестань! — закричал, — Расскажешь, что с тобой случилось? — произнёс он вопрос, которым не так давно его пытала Аделина.
Тогда Лени рассказала всё. Про то, что съела руку сестры, которую она же убил на днях. Про то, что за ночь до убийства сестры именно она застрелила отца. Про то, что Уотан правильно догадался, и это действительно она убила его родных, жену. Но всё это было приказом. Она не могла поступить по-другому. Иначе убили бы её! Про то, что сейчас жалеет обо всех своих преступлениях, потому что всё равно получила пулю в сердце, когда не успела в нужные сроки убить Кёнига. Она будто только сейчас проснулась из затяжного сна.