В глазах Кёнига застыл немой вопрос. Менделеев? Фамилия казалась знакомой, он однозначно видел её в одной из заумных книг.
— Русский химик, у нас про него в школах не говорят. Прости, всё не могу перестать думать о СССР, — Уотан не знал, почему напарник так привязался к чужой стране, да и спрашивать не особо горел желанием. Россия забрала у него семью, психику, жизнь. Хотя момент с тем, почему детектив так резко заинтересовался химией, был достаточно подозрительным. А не промышлял ли он какими-то препаратами? Или их созданием? — Но я серьёзно, ты же не будешь мучить бедную девушку из-за какого-то дебильного сна?
— Почему мучить? — это наоборот она и её компания могли мучить его уже полгода!
— Потому что я тебя знаю!
— Но я могу просто пригласить её на одно свидание, чтобы вытащить информацию лёгким способом, — в самом деле, Уотан хоть и не находился в своём лучшем виде, но вполне мог составить конкуренцию типичному немцу. Не даром же даже Аделина оставила ему свой почтовый адрес. Кстати об этом…
Уотан потянулся в карман и вытащил из него скомканную бумажку.
— Чего ты хочешь этим добиться? — Вайдеман начал повышать голос, разделяя слова заметной паузой, — Ты же и так выяснил, что всему виной Хофманн и Рихтер?
— Когда я был в библиотеке, Аделина много раз сказала, что считает себя виноватой в этих убийствах. Это не просто так, — Кёниг встал со скамейки. Он действительно так думал, потому что сам бы никогда не переносил бы на себя вину в чьей-то смерти. Аделина же однозначно что-то знала. Знала, но смолчала. Оно и ясно — зачем ей признаваться, что она замешана в преступных делах какому-то преподавателю истории?
— Уотан, ты сходишь с ума! — воскликнул Алоис, соскакивая с места и хватая Уотана за плечо.
— Тогда почему ты всё ещё здесь?! — тоже взорвался Уотан, — Уходи, я тебя не держу!
Вайдеман нахмурил лоб и опустил уголки губ:
— Знаешь, — протянул он, — Ты прав, — на мгновение Кёнигу показалось, что Алоис понял его и перестал считать безумцем, что обдумал слова и сделал правильный выбор, — Занимайся со всей хернёй дальше сам. Ты уже узнал достаточно информации, чтобы разобраться с этим навсегда. Я тебе даже Шефера за ручку привёл, — хмыкнул он и шмыгнул носом, — Сейчас ты уже страдаешь бездельем, — закончил он, — Без меня.
Он убрал руку с плеча Уотана, горестно вздохнул, заглянул в глаза, надеясь там увидеть остатки адекватности, но быстро разочаровался, махнул рукой, разворачиваясь, и быстрым шагом ушёл и от лавочки, и от единственного в ближайших пару метрах фонаря, и от Уотана, и от их, уже в прошлом общего, дела.
8. Рассекретив душою любимого.
Государственная берлинская библиотека выглядела всё также величественно, как и в первый раз. Мало, что изменилось за несколько месяцев. Высокая арка громоздилась на входе, обрамлённая разными античными скульптурами и узорами. Замёрзший фонтанчик во дворике придавал ощущение пустоты. Вся жизнь в этом месте заключена лишь в книжках, а от людей осталась только оболочка. Белый мрамор и холодное освещение внутри угнетали, всем своим видом говорили: «Ты чужой. Тебе здесь не место». С той самой леденящей интонацией строгих родителей, когда ты не оправдал их ожидания. Купол — тот же, кафель — тот же, огромные лестницы — те же. И атмосфера… Гнетущая, убивающая.
Хотя Уотан больше не ощущал себя здесь маленькой, незначительной мошкой, которая только мельтешила перед глазами, как в самый прекрасный тёплый вечер у речки. Ему казалось, что теперь он — главный герой, на которого обращены взгляды всех вокруг. И абсолютно каждый знает, зачем он сюда пришёл. Да и все эти люди — лишь ничего не представляющие из себя силуэты на его фоне.
Он видел, как они шарахались от него, кидали странные взгляды, шептались или сразу же утыкались в книги. Он был для них чем-то непонятным, чудаком из другого мира. Все они делали вид статных, успешных, добившихся своей заветной цели, и им совершенно всё равно на свой статус сирот или лишившихся детей, друзей. Любимых. А он — как белое пятно на чёрном пиджаке. Уотан устал притворяться. Пожалуй, он просто устал. И скрывать это было невозможно.
Ему даже не пришло в голову, что что-то не то в его внешнем виде, нет. Хотя Кёниг давно плюнул на то, как он выглядит. Волосы, которые за всю жизнь привыкли быть под слоем бриолина, теперь чувствовали полную свободу и торчали в разные стороны. Лицо приобрело бледный оттенок, как у женщины, переборщившей с пудрой, но совсем забывшей про область под глазами.