Он упёрся головой в стену в коридоре, чтобы сохранить равновесие, и в полутьме попытался сконцентрироваться на написанном:
«Сегодня, проспект М, у магазина "Blume"»
Почерк показался ему новым, совершенно непохожим на тот, которым были написаны все те нежеланные письма. Значит, не Лени. Хотя после больших пробелов в памяти, Уотан уже не был так в этом уверен.
Нельзя же подозревать всех в этом мире, в том числе себя? Тем более себя. От этой мысли земля начала уходить из-под ног, а веки судорожно дрожать, как в сильный ветер. Он завалился в номер, не закрывая за собой дверь, тут же припал к стенке и сполз по ней на пол. Тело наконец-то устойчиво закрепилось в пространстве, чего нельзя было сказать о мыслях. Они впивались в его мозг иглами, впрыскивая свой яд и не позволяя пошевелиться, чтобы элементарно не сидеть на пороге.
Ему вспомнилось, как недавно также сидела Лени и как он ей помог: обработал рану, уложил на кровать.
«Порылся в документах, незаконно узнал личную информацию» — насмешливо продолжил голос в голове. Так было нужно. Да, именно так и думал Уотан. Или хотел бы так думать, чтобы усмирить свою совесть. В любом из случаев, сейчас это не важно.
Он тогда смог спасти Хофманн, но кто бы сейчас спас его самого? Наверное, только Кёниг мог спасти сам себя, но уже не сейчас. Он зашёл слишком далеко и до адекватного голоса разума уже не докричаться.
Уотан испуганно вздрогнул, распахивая глаза, когда услышал скрип своих зубов и неприятную боль — не заметил, насколько сильно сжал челюсти. Напротив него так вовремя стояло зеркало в пол. Видимо, сама жизнь кричала: «Посмотри, во что ты превратился!»
Посмотри… Посмотри… Посмотри… Да, на это нужно было всего лишь посмотреть. Посмотреть, чтобы понять — он перестал быть похожим на самого себя. Лицо не его, руки, глаза… Кожа — чужая. Сторонний зритель, пожалуй, даже не заметил бы разницу, но он её видел. Попов не мог точно сказать, что же не так в отражении. Пытаясь вглядеться в мелочи, он только ещё больше заваливался на пол. Весь мир играл против него, когда главным врагом обернулось зеркало.
Ненастоящий Уотан внезапно согнулся в хохоте, придерживаясь за живот. Глаза — они единственные не вписывались в картину веселья, раскрывали, что ему совсем было не до смеха. Актёр. Он смотрел на обычного Уотана исподлобья, с долей злости и в то же время самоуверенности.
Кёниг сглотнул, выпрямляя спину по стенке. Усталость как рукой сняло. Все происходящее казалось бредом сумасшедшего, причём с самого ухода Алоиса. Возможно, он был прав? Уотан действительно сошел с ума? Или это все просто слишком длинный сон, а он так же спит на скамейке? Он встал на четвереньки и медленно подполз к зеркалу. Ведь если это все сон, значит ему ничего не грозит, верно?
Отражение даже не подумала сдвинуться с места. Адский смех продолжал разноситься в каждом уголке сознания.
— Ой, ну я не могу с тебя, — насмешливо протянуло оно, делая вид, что утирает слезы смеха. Черты лица были абсолютно идентичны былому Уотану — на месте даже родинки. Что уж говорить — Кёниг готов признаться, что в лучшие времена он так и вёл себя с людьми. Это ли не подарочек от мозга? Или всё же пора начинать верить в Бога? — Какой ты жалкий, — оно скривило губы и село на корточки, видимо, чтобы издеваться было легче, — Просто до невозможности. Ты когда смотрел на себя со стороны вообще? Стоишь сейчас передо мной… Раком. Тоже мне, горе-семьянин, — хихикнуло оно. — Ах, да, ты же ничего не помнишь… Прости, забыл.
Уотан начинал злиться. Обычно он говорил, что издеваться над собой может только он сам, но и тут соблюдено всё — над ним смеётся его отражение, его лицо, его язык.
— Тонька-Тонька, ты сам-то понимал, что делал в последние полгода? — фальшивка поднялась, продолжая смотреть на него сверху вниз, — Бежал бы лучше от такой жизни, раз шанс появился. Нет — решил остаться. Продолжить семейное дело, — хихикнула, — Клоунада… Ты — сирота, Уотан, зачем тебе нужно всё это гнильё? Си-ро-та, — чеканила она по слогам, как маленькому ребенку.
А может это галлюцинации? На самом деле перед ним стоит Лени и говорит все это, и поэтому весь этот бред так похож на содержание первых писем?
— Хофманн, — зарычал он, — Ты меня не проведёшь!
Лжекёниг застыл, округлил глаза, а потом рассмеялся в разы громче, чем в первый раз.