— Высвободим! — уверенно заявил Уотан, хитро улыбаясь Рихтеру в ответ.
*** — Я вытащил Лени из тюрьмы… — вспоминал Кёниг. События годовалой давности мелькали перед глазами так, будто это было только вчера. Лучше не становилось — все эмоции и мысли, которые никак не получалось выплеснуть, встали комом в горле. Ему показалось, что с минуты на минуту придется вывернуть весь желудок.
— Та-к, — протянул довольно двойник, — Ещё что-то?
— Нет, — Уотан нахмурил лоб, — Не получается больше ничего вспомнить.
— Хорошо, расскажу я, — произнесло отражение. Наверное, оно уже надеялось, что Кёниг сделает все сам, без чужого вмешательства. Как бы ему самому это хотелось… — Наши новоиспечённые дружки работали вдвоём: Генрих был мозгом, Лени — руками. После того, как Хофманн бежала из тюрьмы, вы стали часто проводить время вместе…
*** — Подайте мне соль, — попросил отец Уотана за обеденным столом.
Лёгкие шелковые кудряшки так манили. Он ни капли не жалел, что теперь мог касаться их хоть ежесекундно. Да, лёгкий румянец на щеках и недолгое замешательство девушки, когда он спросил разрешения, пожалуй, того стоили. Лени казалась какой-то не от мира сего, в хорошем смысле. Даже когда в прошлый раз они сидели в засаде на заброшке, и она напряжённо наматывала бинты на ладони — было в этом моменте что-то особенное.
Хотя в Хофманн, наверное, все волшебное, необычное.
— Уотан, — кашлянула в кулак Элен, — Подай, пожалуйста, соль, ты ближе всех к ней сидишь.
— Да, конечно, — буркнул Кёниг, передавая соль жене и ловя недовольный вздох отца.
Рихтер слишком часто начал применять к ним обоим слово «любовники». Раньше Уотан был бы очень против такого выражения в свой адрес: у него же семья, ребенок, но как же быстро меняются обстоятельства. До этого он и подумать не мог, что умеет испытывать такие чувства.
Любовь — так назвал Генрих эти ощущения, когда Уотан решил пересказать ему все мысли насчёт Лени. Да, любовь. Возможно, он прав. Случайной и такой до безумия сильной может быть только она.
Кёниг был готов ловить каждую её улыбку, каждую смеющуюся морщинку глаз, слушать глупые истории из подросткового возраста, когда её уже забрал к себе Рих, и жутко страшные из детства с отцом, вспоминать о его прекрасной сестре, которая не так давно переехала в Ленинград. Ему было ни копейки не жалко, когда он покупал дорогущий ковёр, который Хофманн со смущенной улыбкой приняла только через вечность уговоров под веселое: «Пусть лежит в самом центре квартиры, чтобы ты никогда обо мне не забывала, коза!»
— Ты чего улыбаешься без причины? — возмутилась мать. Уотан поднял взгляд с тарелки: три пары глаз смотрели на него, подозрительно сощурившись. В этом прищуре не было чего-то игривого, как когда Лени прямо на задании начинает паясничать перед жертвой, заигрывая по большей части с Кёнигом, чтобы он побеспокоился, побесился. Скорее, там было недопонимание, возможно даже злость, раздражение.
— Простите, я забылся… — пристыженно прогундел Уотан.
— Вот, а я вам говорила, что с ним что-то не то! — процедила Элен, резко вставая из-за стола, — Никогда такого не было, чтобы он днями на работе пропадал! Вы всё верите своему сыночку! Да с вами со всеми одни проблемы!
*** — Родители с женой решили сменить место жительства, и мы переехали из дома в квартиру, — продолжал свой рассказ двойник. Всё складывалось в общую картину.
— Так вот, откуда у умершего Алоиса подвал… — задумался Кёниг.
— Да, — одобрительно кивнул, — Тот дом, в котором ты проводил «расследование», был твоим домом. Документы из подвала, кстати, в том числе. Они остались там после работы в министерстве.
*** — Смотри, что нашла, — подошла к нему Лени с бумажкой в руке, — Нашла это в газете девятилетней давности. Мы тогда с Рихом только начинали, а нас уже заказали на чиновника.
— Так это вы убили Шульца? — хмыкнул Уотан, спрыгивая с пыльного стола и роняя за собой несколько папок, — Ты здесь выглядишь такой маленькой, — начал вглядываться в фото.
— Потянуло на «помладше»?
Кёниг закатил глаза, обходя Лени:
— Меня потянула на «помладше», когда ты в моем поле зрения появилась.
— Повесишь фотографию со мной на стену? Как достижение?
— Повешу её на место главной зацепки невероятно сложного дела на моей памяти, чтобы никогда не забывал о тебе, — тепло улыбнулся Уотан, поворачивая голову в сторону Хофманн.
— Коза?
— Коза.
*** — Их план не удался и они решили просто уехать из страны, чтобы увезти меня от «любовницы»? — спросил Кёниг на одном дыхании.
— Помнишь, — удовлетворённо протянуло отражение.