Лени дотронулась до его плеча: — Нет, мы должны были всё понять. Мы же семья.
От слов Хофманн по телу Уотана разлилось тепло, которое приятно обволакивало органы, затекало в каждую клетку. Он не мог сказать, что родители не любили его. Любили. Наверное. Или просто ценили, дорожили. Он никогда не слышал от них таких слов, не чувствовал нежности, близости, сколько почувствовал с этими двумя преступниками.
Генрих кивнул несколько раз, соглашаясь с Лени, но быстро изменился в лице: — Ладно, мы здесь не за этим. Сейчас главная наша проблема — Шефер, — он достал фотографию полицейского и положил ее на центр стола. Посмотрел на Кёнига, — Не думаю, что вас придется знакомить. Он занимается делом твоей убитой родни.
— Что вы здесь делали? — резко и непонятно холодно спросила Лени, поджав губы.
— С Шефером? — вскинул брови Уотан. Кажется, он начал догадываться — у кого-то просыпалась ревность. И хоть у Кёнига и крутились за языке острые подколки, которые перешли к нему от несуществующего Алоиса, пока он решил держать их при себе. — Не знаю. Кажется, он просто приходил сюда, надеясь поймать нас втроём с поличным.
Вспомнились намёки Эмиля на связь с Лени и его игривый тон. Вот, почему в тот раз он так безапелляционно дал ему адрес Хофманн. Вот, почему он отправил его прогуляться на улице — просто надеялся, что Уотан пойдет к Рихтеру.
Как иронично, что так и случилось. Даже более того — он привел Эмиля в дом к Хофманн, если тот следил за ними. Вспомнилась первая встреча с тётушкой Майер. Какая же всё-таки она проницательная женщина, если увидела в их взаимоотношении, если так можно назвать желание Уотана выпытать у Лени всю информацию, любовь.
— И давно он здесь был? — поинтересовался Генрих.
— Да, он давненько не заходил.
Рихтер засмеялся: — Видимо понял, что у тебя, шизофреника, ловить нечего.
— Рих, — недовольно шикнула Лени, — Напрягает, что он как-то вышел на нас. Такое происходит впервые за всю нашу работу. Если он так хочет побыстрее вступить на твою должность, — посмотрел на Кёнига, — То нам нельзя терять ни минуты.
— Убиваем? — задумчиво произнес Генрих. Ответ на его вопрос как будто и не требовался. Наедине с собой Рихтер уже все решил и продумал. Впрочем, потеря командного духа была для него наравне со смертью.
*** После появления Уотана в жизни Лени, ни одно убийство не проходило без первого. На всех делах присутствовал Кёниг в качестве напарника, настроения и просто помощи в чрезвычайных ситуациях. Этот раз не стал исключением.
Они сидели в машине в одном из темных дворов Берлина, из которого прекрасно был виден полицейский участок. Хофманн выключила фары и улица окончательно померкла. Она откинулась на сидение, медленно барабаня по рулю.
— Помнишь, с чего началась наша история? — спросила Лени томным голосом и повернула голову в сторону Уотана.
— Со встречи с Рихом в казино.
— Нет, я не об этом. Помнишь кто первый начал, когда мы встретились? — на её лице появилась лёгкая улыбка.
Кёниг ненадолго задержал на ней взгляд и, не выдержав, рассмеялся: — Ты сказала, что у меня жопа размером с мои мозги. Такая же большая.
Эта встреча была выжжена Уотаном на подкорке и вряд ли он когда-нибудь смог бы ее забыть. В тот раз они впервые пришли на встречу с заключённой Лени. Она выглядела как побитая собака, которую не кормили с месяц. Прекрасную фразу про жопу и мозги она выдала со светящимися от надежды глазами, когда Кёниг рассказал свой план по вытаскиванию его из тюрьмы с помощью связей.
— Так ты из-за той шутки в меня влюбился?
— Не знаю, — лукаво произнёс Уотан, — Наверное, она внесла свою лепту в наши чувства.
Лени согласно закивала, втянула громко носом воздух и закинула голову назад, над чем-то задумавшись.
— У нас ведь не было всё серьезно сначала, — шептала она, будто только размышляла, — Мне ты казался каким-то нерадивым. Все твои действия зависели только от желания и приказов родителей и жены. Ты просто… — задумалась над формулировкой, — Просто жил как робот.
Кёниг закусил губу и отвернул голову, смотря в окно. Сплошная темнота, точно Вселенная призывала довести диалог до конца, не отвлекаясь ни на что. Но Уотану было страшно и отчасти больно продолжать тему.
— Ты открыла мне на это глаза, — признался через длительное молчание.
Лени напряжения то ли не чувствовала, то ли желала поговорить обо всем раз и навсегда: — Помню, как ты рассказывал о своем детстве, правилах, наказаниях, — Кёниг шмыгнул носом. Год назад он начал бы опровергать это, объясняя, что всё перечисленное — нормы воспитания, какие должны быть у каждого ребенка. Сегодня он понимал, что для ребенка в первую очередь в воспитании должна быть любовь, — Даже у меня… До какого-то момента… Детство было хорошим… Пока мама не умерла… — говорила она отрывисто.