— Мы уже говорили на этот счёт, — попытался сменить тему Уотан. Ему ещё было далеко до разговоров о семье, тема была слишком тяжёлой и неподъемной для его не до конца окрепшей психики, — Когда впервые вдвоем сидели в подвале вечером. Ещё на этаже выше спали родители.
Он словно снова оказался в том времени. Он четко помнил вечер, когда Генрих впервые ушел раньше обычного без Лени, оставив их наедине. Сначала было неловко, говорить было не о чем. И как сейчас Хофманн совсем не в тему решила начать разговор о личном. Она качалась на деревянном стуле, придерживаясь за колено Кёнига, пока сам Кёниг думал о её беспечности, безалаберности и излишней, совершенно новой для Уотана, тактильности. В первое время после высвобождения Лени из тюрьмы, Хофманн в жизни было слишком много. Худенькая и в обычной жизни незаметная девчушка стала занимать слишком много пространства своими мыслями и гордым «Я».
— Да… — протянула она, — Я так растрогалась, что поцеловала тебя.
— Я был в шоке.
— Знаю. Ты потом ещё месяц от меня бегал.
Тогда Уотан не мог поверить в случившееся. Он слишком часто трогал губы и ещё чаще вспоминал эмоции, которые ощутил при этом «неправильном» касании. Оправдывать ни себя, ни Лени просто напросто не получалось — каким-то образом всегда находились аргументы против. Через время он начал смиряться с произошедшим и представлять Хофманн, когда целовал Элен. Возможно, она подняла панику именно потому, что он однажды назвал ее в страсти Лени.
— Да, но потом же мы начали целоваться в подвале каждый вечер.
Хофманн засмеялась: — Помню, как нас Рих спалил, забыв у тебя часы.
— Он сорвал наш первый секс, — закатил глаза Кёниг. Салон машины опустился в тишину, отчего Уотану стало неловко, — Почему мы сошлись не сразу? — шёпотом.
— Так ты долго ломался. Я же была зачинщицей убийства по сути, — напоминала Лени, точно объясняла ребенку, почему трава зелёная, — Ты был слишком озабочен мнением родителей и жены, пока они не начали замечать твой обман.
— Получается, в бреду я был отчасти прав, что ты их убила? — Уотан также, как и Хофманн, откинулся на спинку и закрыл глаза.
Лени замолчала. — Не понимаю. Ты правда считал меня главным врагом? Почему? И почему тогда мне помог в тот раз?
— Знала бы ты, как часто я задавал себе эти вопросы, — хихикнул Кёниг, запуская руку в свои волосы, — Не знаю. Чуйка. Или любовь во мне так кричала. А почему помог… тоже любовь. Переживал где-то глубоко в душе, — признал Уотан то, о чем боялся и думать совсем недавно, — Кстати, откуда у тебя такие раны?
— После твоего ухода мне было плохо, но работа не ждала. Да и непривычно было ходить на дела без тебя, без поддержки, — Лени не отводила от него взгляда, заново изучая каждый миллиметр лица, — Растеряла сноровку и получила за это, — пожала плечами. Казалось, она давно была готова к такому вопросу, — Ты тогда рылся у меня в документах, — не спросила, скорее констатировала.
— Да. Прости.
— Ты уже получил по заслугам, — улыбнулась лучезарно, очевидно вспоминая свой удар Кёнигу в нос.
— Отек не спадал ещё пару дней.
— Прости, — засмеялась, — Мне тогда было и обидно, и отчего-то страшно. Я бы не повела себя иначе, — Хофманн потянулась, выгнулась в спине и на выдохе сощурила глаза, вглядываясь в темноту, — Тихо, вон он, — резко перешла на шёпот.
Вдали под одним из фонарей около полицейского участка стояла мужская фигура. Как Лени увидела в нем Шефера — только ей самой известно. Но приглядевшись, Уотан убедился — действительно, дурацкий длинный хвост был на месте. А ведь он знает ровно одного человека с такой придурковатой прической.
Захотелось кровожадно ликовать — человек, который очень долго его бесил, наконец сейчас покинет мир раз и навсегда.
— Булле жаждет повышения, — объяснила Хофманн, — Поэтому в это время около участка может быть только он. Приготовься, — она быстро перелезла на заднее сидение, чем-то громко щёлкнула, что-то уронила и, в конечном итоге, протянула Кёнигу ружьё, вылезая наполовину вперёд, — Смотри, сейчас я к нему подойду, отвлеку разговорами, а потом подниму руку вверх. В это время ты не медля высовываешься из окна и, целясь ровно в голову, стреляешь. Всё как в тот раз. Понял?
Из милой собеседницы и страстной любовницы, она в секунду стала настоящим командиром. Обычно Кёниг с радостью приступал к исполнению, но не сегодня. Руки не хотели нормально, крепко держать оружие. Губы дрожали, челюсть была сжата. Он вцепился пальцами в ствол, не в силах даже убрать ком в горле, и закивал. Уотан с самой первой встречи с Эмилем ждал этого момента, но на деле не получалось сконцентрироваться даже на одной точке.