Но помалеху обычное начинает просачиваться. Потихоньку втыкаю, что почему-то измучилась мама. А отец уже вовсе не такой крутой перец, каким казался раньше. Проявляются телефонные звонки. И я узнаю от Тольки, что школу, в натуре, закрыли на карантин. А Листика с Трофимовой никто больше так и не видел. Клево? Дружбан подолгу болтает в трубку, и мне легчает. По ходу, выздоравливаю. Наверное.
А потом Толян исчезает. И я снова проваливаюсь в липкий страх. Дергаюсь, как припадочный, от ожидания и неизвестности. Дома у него все время молчок. Длинные гудки, ешкин кот. Хреново, по любому. По ходу, встряли до самого конца. Но корешей ведь так просто не бросают. Точно?
В их подъезде тишина. Лампочки разбиты. Никого вокруг. Подползаю к Толькиной двери. Прикладываю ухо к холодному дерматину – ни звука. Жму кнопку звонка. Он глухо и мертво тренькает там. Типа в пустоту. Короче, переступаю с ноги на ногу, собираясь уйти. Ведь яснее некуда. И тут слышится какая-то хрень. По ходу, волокут тяжелую шнягу. Это внутри, блин. Потом кто-то типа царапается. И дребезжащий голос Толяниной бабуси допытывает:
- Хто это? Хто?
Замираю. Проглатываю какую-то дрянь в горле.
- Таисия Мефодьевна, это Сережа. Толя дома?
- Сережа? – неожиданно взвывают там, переходя на рычание. Тяжкие удары сотрясают дверь. Типа существо не догоняет, как открыть замки.
Спина тут же взмокает. Взвизгиваю и бросаюсь вниз. Трясутся руки. Блин, блин, блин! По ходу, Тольки в натуре нет в живых. Охренеть. Несусь по улице, стараясь не хряпнуться в сугроб. И одна и та же мысль буравит бедную башку: «Опасность! Опасность! Опасность, твою мать!». Теперь я стопудово просек, что любой чел из нашего города по любому превратится в такого монстра. Это случится с каждым. Завтра, через месяц, но с каждым. Надо валить отсюда, ешкин кот! Срочно. Чем раньше уберешься, тем лучше. Здесь не выжить по любому. По ходу, дерьмо двинется дальше, ага. Но эти заморочки после. Щас, блин, не время. Только бы убедить родоков. Только бы папаня не начал выкобениваться, как обычно.
Остаток дня торчу в своей комнате, напендюрив аж два свитера. Дико холодно, ешкин кот. Колбашусь в тупые догонялки, чтобы не думать. За окном темнеет. И мне становится совсем хреново. Уже насрать, монстры, не монстры. Видать, про это и есть слово «безысходность». Когда наконец в замке начинает возиться ключ, пригибаюсь к столу. Почти не дышу. Ништяк, это маманя. Клево. Настоящая, живая. И я рад ей, как салага.
Батя появляется поздно. Бурчит, что по ходу заболел, и сразу сваливает в их комнату. Ну, и хрен с ним. Круто, что я по любому не один. Одному, все-таки, сильно ссыкотно. Вот ведь дожил, блин. Так ждать прихода предков, опупеть просто! Мы с мамой ужинаем, пьем чай с пряниками. Потом она вздыхает. И встает узнать, чего там с отцом стряслось на самом деле. Ага. Кручусь по кухне, уходить совсем влом. Тепло, светло, спокойно. За стенкой улавливаются приглушенные голоса. Ругаются, что ли?
И тут до меня допирает. Ведь раньше батя никогда не отказывался есть. Он еще тот чувак, пожрать – одно из его любимых занятий. Внутри противно холодеет. Шаги. Скрипит дверь. Входит мама. Ништяк. У нее дергается щека. Может, все-таки, просто поцапались? Они ведь это любят.
- Не пойму, что с ним не так... Но, правда, непонятно. Он вроде болен, а вызвать врача не хочет. Представляешь, сказал, чтобы я засунула градусник в жопу и валила. Сережа, он назвал меня сукой! Ничего не понимаю...
В груди что-то обрывается.
- Мама, вызывай ментов, скорую! Скорее, блин! Вызывай, ешкин кот, кого хочешь! Надо, чтобы его забрали нахрен отсюда! Слышишь?
Бросаюсь в коридор, кусая пальцы. Но там стоит этот. Рожа серая, ввалившиеся глаза ярко блестят.
- Это что еще за ядрена вошь, сына? Что за вырепень, блин? В чем, нахрен, дело? Ты, типа, решил, я сбрендил?
Он хлопает меня по плечу. А я не успеваю отшатнуться. Ну, ништяк, рука вроде теплая. Но во рту все равно становится говняно. От страха, по ходу. Вперяюсь в его физию. Ведь точняк можно как-то уловить превращение. По любому.
Неожиданно он сильным движением обхватывает меня.
- Серега, ну ты что, блин? Чего, ядрена вошь, за ералаш? Мать хахаля, типа, завела?
Он хмыкает и слегонца меня отталкивает. Блин, это натурально батя. Такой же, как всегда. По ходу, у него просто температура. Вон как колбасит. Ну и что? Заболеть, типа, нельзя?
- Папаня, давай уедем! Завтра же! Мне так страшно, блин, ты даже не въезжаешь, как. Прикинь, люди превращаются в монстров. Мне стремно подыхать, папаня!