Незаметная улыбка пробежала по бледным губам Тэр-Аветиса. «Кто тот храбрец, который сумеет снести голову Мхитара? — подумал он. — Нет его. Нужно убедить Мхитара поскорее покинуть Сюник, чтобы коварный Абдулла не потопил в море крови оставшийся в живых народ».
Хотя Тэр-Аветис видел, что сераскяр подло обманул его, разорил и ограбил Алидзор, но все еще был уверен, что этой тяжелой жертвой он спас страну. Он сдал Алидзор, чтобы жили другие города и села. И они будут жить. Паша подарил сотнику Миграну владения его отца, он вручил мелику Муси Агулис и Ордувар. Они избавлены от резни. Остается убедить пашу больше не устраивать погромов, довольствоваться Алидзором и их искренней покорностью. А посему надо заставить Мхитара уехать из Сюника, чтобы дать возможность как-нибудь сохранить народ, не толкать его снова в пекло смерти.
Во время пира Тэр-Аветис говорил с пашою только об этом. Паша обещал больше не совершать в Сюнике набегов, но, как и прежде, требовал, чтобы армяне схватили Мхитара или же обезглавили его.
— Лишь только тогда я поверю в искренность вашей верности и пощажу армянский народ.
Наступило третье утро после падения Алидзора.
На большой площади, где еще стояла окровавленная плаха, показались муллы турецкой армии. Они шли, сопровождаемые барабанной дробью. Вскоре со всех сторон начали стекаться уже уставшие от грабежа и крови аскяры. Главный мулла, читая из корана какие-то касиды, повел массу правоверных к алидзорской церкви Божьей матери.
— Что хотят предпринять последователи пророка? — спрашивали друг друга аскяры.
— Сегодня день священного огня, или вы забыли об этом, мусульмане? — отвечали старые воины. — Аллах требует жертв за дарованную им победу.
Муллы подошли к церкви, оттолкнули тяжелый засов и выстроились вдоль двора. Аскяры вошли в храм и вытащили запертых там духовных отцов. Первым вышел со скрещенными на груди руками Мовсес. Переступив порог церкви, он воскликнул:
— Благослови меня, боже!
То же повторили шедшие за ним священники.
После них из церкви вывели Сатеник, Зарманд, жену Владимира Хлеба и еще несколько десятков женщин. Зарманд одной рукой поддерживала тикин Сатеник, другой сжимала запястье маленького Давида. Пергаментное спокойное лицо тикин Сатеник выражало невозмутимую силу и решимость, заставляя каждого проникнуться к ней уважением. Маленький Давид прижимал к груди крохотное, размером со свою ладонь, евангелие в кожаном окладе.
Муллы окружили обреченных. Мовсес вдруг запел мощным басом:
Ему вторили другие. Даже маленький Давид пел вместе с матерью:
Муллы били несчастных. Но пленные не умолкали. Они падали, снова вставали, поддерживая друг друга, и, собрав последние силы, продолжали петь, зная, что идут на смерть. Так, истязая, их и довели до площади. Здесь на глазах обреченных на смерть армянских монахов, женщин и детей стали сооружать костер из дров, хвороста, дверей, снятых с ближайших домов, и деревянных изгородей. Зарманд прикрыла полой кафтана лицо Давида, чтобы ребенок не видел творящегося ужаса. У Мовсеса охрип голос, но он все шептал слова молитвы.
Пленных стали сгонять в круг и валить в костер. И тут неожиданно прибыл конный гонец паши и сообщил главному мулле, что по приказу паши он должен увести находившихся среди пленных женщин. Зарманд посадила Давида на плечо и пошла впереди всадника, обнадеживая тикин Сатеник.
А костер пылал, разбрасывая искры.
Много, ох как много жертв было принесено аллаху в этот день…
Комната, в которой были заперты Вард-хатун и жены Миграна и Пхиндз-Артина, имела лишь одно узкое окно, которое выходило на площадь. Женщины уже знали, что турки заняли город, но они не знали, что случилось с их близкими. За три дня мужья ни разу не навестили их. А сторожившие аскяры не разрешали им выходить даже в коридор.
Неизвестность угнетала и тревожила сердце сына Тэр-Аветиса, юного Гигана. Силясь увидеть и узнать что-нибудь, он, затаив дыхание, неотрывно смотрел из окна во двор. «Где Агарон, что с ним?» — мучительно думал он. Когда турки ворвались в город, его не было в полку. Ребята сами бросились на врагов, и многие пали, сраженные турками. Пал бы и сам Гиган, если бы посланные отцом люди не схватили его и не привели сюда. Что стало с оставшимися, спасся кто-нибудь или все погибли в этой ужасной бойне? Больше всего его беспокоила судьба Агарона. Сжималось сердце, когда он думал, что и тот мог погибнуть… Он много раз пытался выбраться из своего заключения, но часовые не выпускали.