— Армяне, мы сдаемся на милость Мухитар паши, пощадите голодающих!..
К нему прибились отчаявшиеся воины-турки и стали вторить паше:
— Пощадите, пощадите!..
— Не жалейте их, рубите всех! — крикнула своим Гоар.
Но подоспел мелик Баяндур, и ему удалось обуздать рассвирепевших воинов-армян, которые уже начали было резню.
— Сложить оружие! — приказал он туркам и направил коня в сторону пашей.
Турки тотчас подчинились. Крх Чешмиш паша схватился за уздечку коня Баяндура:
— Пощадите! Мы сдаемся на вашу милость! Затем и шли…
Мелик Баяндур приказал связать пашей и главного муллу и отвести их к Верховному властителю, а сам ринулся туда, где люди полка «Опора страны» начали страшную резню. Немало он приложил усилий, чтобы успокоить озверевших солдат.
— Найдите предателей — мелика Муси и сотника Миграна, — приказал Баяндур. — Доставьте их ко мне.
Тем временем Цатур со своими ополченцами отчаянно рубился с турками, все еще пытавшимися сопротивляться. Уже трижды гонцы от Баяндура передавали Цатуру приказ прекратить резню и согнать пленных в пещеры в ожидании распоряжения Мхитара.
Цатур упорно отказывался выполнить приказ мелика Баяндура. Напротив, он все больше и больше подзадоривал своих людей. И крестьяне бились отчаянно. Но вот в ноги Цатуру повалился турок и в отчаянии завопил:
— Не убивай, божий человек. Аллах свидетель, что я не пролил крови армян. У меня домик на берегу моря. Там остались мать-старуха и четверо детей. Будь милосерден. Дети мои погибнут от голода. Пощади…
Цатур дрогнул, рука невольно опустилась: ему вдруг показалось, что он слышит крики детей, погибающих от голода, и голос старухи матери турка. К горлу подступил комок.
— Остановитесь! — закричал он, задыхаясь. — Постойте… Ах, боже, зачем ты ниспослал на землю столько мучений, а сердце человека сделал гнездом страданий! — Цатур, потрясая саблей, снова закричал: — Прекратите резню, сукины дети! Хватит! Забирайте их в плен, ведите в пещеры. Разложите костры, пусть обогреются, и хлеба дайте.
Усталый и ослабевший, он сел на заснеженный камень и тяжело вздохнул.
В лагере у армян творилось что-то необычное. Воины орали на пленных турок, но при этом давали им поесть и с любопытством наблюдали, как правоверные мусульмане уплетают хлеб-соль нечестивых христиан.
С холма верхом на конях спускались военачальники и среди них Мхитар. Он был суров. Губы плотно сжаты, глаза бегают, что-то ищут. Спарапет так натянул узду, что голова коня почти касалась его груди. За Мхитаром ехали князь Баяндур, мелик Еган, Гоар и Агарон. Гоар прикрыла глаза, чтобы не видеть страшных, высохших от голода турок.
Князь Баяндур указал на турецких пашей и мелика Муси, что стояли поодаль. Паши держались с достоинством. И хотя тоже были очень истощены, старались повыше поднять свои головы. Что до мелика Муси, он едва стоял на ногах и утратил последние крохи мужества. Его поддерживали двое воинов-армян. Верховный властитель осадил коня.
Крх Чешмиш паша опустился на колени.
— Мы сдаемся на твою милость, Мухитар паша. Пощади нас, отправь в нашу страну, и мы обещаем никогда не появляться в ваших горах! Клянемся пурпурным поясом матери Магомета, не придем!
Мхитар повернулся к Баяндуру:
— Среди пленников я не вижу сотника Миграна.
— Он удрал, тэр Верховный, — ответил Баяндур.
Мхитар прикусил губу и, повернув коня, поскакал к раскрытым воротам Алидзора… Конь ступал по трупам.
Вот и разрушенный Алидзор. Только Агарон заметил, как вздрогнул отец и как по его лицу скатились две слезинки.
Город своим безмолвием походил на кладбище. В нем не оставалось ни одного живого существа. На полуразрушенных домах лежал снег. Улицы полнились посиневшими, раздутыми трупами, обглоданными костями, нечистотами. На крепостных стенах застыли пушки.
Мхитар остановился на площади. Сорвавшийся с Капуйтджига несильный ветер зашевелил листья деревьев, кое-где сдул снег, и белая пелена затрепетала над развалинами. Мхитар приказал привести к нему мелика Муси. Его тотчас приволокли. Предатель повалился в снег, затем приподнялся на одно колено и сказал удивительно чистым голосом: