Утром, после совета военачальников, Тэр-Аветис сказал Мхитару:
— Обдумай все, Мхитар, давай вступим с Бархударом в переговоры. Авось окончим дело миром, затушим огонь, который разгорелся в нашем доме. Найди другой выход…
— Другого выхода я не знаю, — мрачно ответил Мхитар. — Бунтовщик должен быть наказан. И жестоко.
— Этот замок не из тех орешков, которые легко разгрызть.
— Разрушу его пушками! — крикнул Мхитар и, поднявшись, добавил: — Если ты не хочешь наказывать коварного дэва, можешь удалиться, без тебя свершу возмездие.
— Я свое слово сказал, тэр спарапет, — без обиды ответил Тэр-Аветис. — Да будет твоя воля…
Через два дня мелик Еган доставил из Айлаха две пушки. Мхитар приказал навести их на замок и приготовиться к штурму. Но не успели еще воины приняться за дело, как в лагерь прибыл гонец Давид-Бека и вручил Мхитару послание. Спарапет помрачнел, заранее представив, каким может быть приказание Верховного властителя. Однако он поцеловал печать и вскрыл письмо.
«Приказываю оставить гибельную для народа мысль об излишнем наказании мелика Бархудара, — писал Давид-Бек. — Запрещаю проливать кровь. Велю кончить дело миром. Не время, Мхитар, возбуждать внутренний раздор. Примири мелика Бархудара и Туринджа».
У спарапета, казалось, опустились руки. Кто успел донести Беку о его намерении? Кто? И почему Бек щадит бунтаря, человека, пролившего под Пхндзакаром невинную кровь, мятежника, который восстал и заперся в своем замке и теперь не открывает перед ним ворот? Не сказав никому о содержании письма, Мхитар сел на своего серого коня. Приказал поднять белое знамя и подойти к стенам замка. Наверху появились военачальники Бархудара. Увидя белое знамя, они на минуту изумились и удивленно воззрились вниз.
Мхитар послал мелика Егана на переговоры.
— Скажи, что мы приходим гостями, с миром, пусть открывают ворота. Иначе пускай пеняют на себя…
Люди Бархудара забросали мелика Егана камнями, кизяком. А один даже спустил штаны и повернул голый зад в сторону владетеля Дизака. Под раскаты смеха посыпались ругательства. Еган вернулся возбужденный, хотя и со страхом в сердце.
— Не выслушали, — подавленно сообщил он Мхитару. — Не постыдились и непотребного, лаяли, как собаки…
Мхитар приказал открыть огонь из пушек. Дрогнули ущелья. За крепостными стенами развалилось какое-то здание. Столб пыли поднялся к небу.
— Бейте по воротам! Рушьте стену и врывайтесь в крепость!
Стали бить по стене. Сверху послышались ответные ружейные выстрелы. Забыв об опасности, Мхитар верхом понесся к крепостной стене. Горги Младший, Есаи и Семеон кинулись вперед, чтобы защитить собой спарапета. Дзагедзорцы, увидев мчащегося спарапета, тоже рассвирепели и бросились вперед. Принесли лестницы, чтобы забраться на стену.
— Надень бронницу, тэр спарапет! — закричал Горги. — Не дай бог, выстрелят в тебя.
— Если хотят убить спарапета, пусть стреляют! — со злостью бросил Мхитар.
Доскакали до ворот. Стоявшие на стене воины застыли и в изумлении смотрели на рассвирепевшего спарапета. Мхитар вскинул саблю.
— Может, на вас идет войной персидский хан, что вы заперли ворота, сучьи дети! Немедля открывайте, или я сдеру со всех шкуру. Вяжите Бархудара!
— Тэр спарапет! — крикнул кто-то со стены. — Дай мне время уговорить отца.
Мхитар узнал. Это был младший сын Бархудара Паки. Он приказал своим не стрелять и быстро сошел со стены.
Паки нашел отца в маленькой каморке под наблюдательной вышкой. Бархудар надевал бронницу перед тем, как подняться наверх. Увидя сына, он воскликнул:
— Испугался? Покинул свое место?
— Отец! Сам спарапет прибыл в наш дом. Он у ворот, ждет, чтобы мы открыли их.
— И ты не прикончил его? — посинел от злости Бархудар.
— Я не хочу покрыть наш род вечным проклятием.
— Ты! Ты!.. — Бархудар не находил слов. — Прочь, сгинь, я сам свершу над ним правосудие!
Он схватил пистолет и саблю и выскочил из комнаты. Добежал до лестницы, которая вела на башню, стал ногой на первую ступеньку… и попятился назад, как человек, увидевший перед собой нечто ужасное. На него было направлено дуло пистолета.
— Я выстрелю, если ты не прикажешь открыть ворота и не встретишь подобающим образом спарапета войска армянского!
Это была Гоар. В голосе ее слышалась неумолимая угроза.
Бархудар вздрогнул. Никто не имел над ним такой власти, как дочь, единственная и бесконечно любимая. Он попятился и прислонился спиной к стене.