— Требую ответа от лица невинных, чью кровь ты пролил! — крикнул Давид-Бек.
— Винюсь и каюсь, сударь мой.
— Удивляюсь, как это спарапет Мхитар позволил тебе после всего содеянного дышать святым воздухом?
Бек долго молчал. Все понимали, что в этот миг его обуревали противоречивые чувства. Наконец он поднялся, встал во весь свой богатырский рост перед Бархудром, который был намного ниже его и заговорил:
— Или ты не знал, что Туринджу меликство дано по моему велению? А может, не знал, что я не прощаю тех, кто забивает клин в наше единство?
— Горе мне, голова моя!.. — застонал Бархудар.
— Тебя возмущает, что я наделяю безземельных рамиков? А кому же еще давать землю? На ком должна держаться страна? Голодные и босые ее удерживать не станут. Выходит, народ должен ходить с сумой, чтобы жирел ты? Ты, кто противится воле Армянского Собрания?
Пятясь все дальше, Бархудар ударился затылком о каменную стену и медленно сполз на землю.
Бек повернулся, грузно опустился на стул и опустил голову. Все оцепенели. Паки казалось, что теперь уж отца обязательно потащат на плаху. Он одеревенел от ужаса. Зато Мигран, который был лучше осведомлен о характере Давид-Бека, страха уже не ведал. Он знал, что опасность миновала. Уж если Бек решит кого обезглавить, он не теряет времени на слова.
— Э-эй! — раздался вдруг голос Бека. — Подымите своего отца!
Сыновья помогли отцу встать. Бек подал знак, чтобы Бархудар подошел и стал на свое обычное место — третьим за ним, после спарапета и Тэр-Аветиса. Не сразу сообразив, что он, кажется, помилован, Бархудар машинально исполнил приказание.
— В честь святого брачного торжества и из любви к твоим детям я прощаю тебя, мелик Бархудар! — заговорил Бек. — Но пусть это будет тебе зароком, чтобы отныне и вовек не нарушал ты идущего сверху указа, освященного волей господней… Пусть это станет уроком и всем, кто еще носит в сердце злобу против Армянского Собрания. Лишь противоборствуя врагу, мы можем сохранить страну. И главной силой, противостоящей врагу, является народ. Это должно помнить вечно.
Вскоре все уже вновь сидели за свадебным столом и услаждали себя вином и пением гусанов. Бек задушевно беседовал с меликом Бархударом и его сыновьями. Словно ничего и не произошло.
В полдень мелики собрались у Бека. Все подробно поведали о своих делах. Бек оставался молчаливым и мрачным. И трудно было угадать причину такого его настроения. Каждому мерещилось, что Верховный, может, сердит именно на него, а поэтому в сознании у людей всплывали все их мелкие и крупные прегрешения. От Давид-Бека ведь ничто не укрывается. С башен Алидзорского замка он своим орлиным взором словно бы видит все, что происходит в стране. А порой кажется, что и слышит сказанное в домах за толстыми стенами. Временами, если какой-нибудь военачальник или мелик забывали доложить о чем-нибудь, Бек поднимал брови и спрашивал:
— Ничего не запамятовал?..
Выслушав всех, Давид-Бек обратился к мелику Бархудару:
— На берегу Аракса погиб один из моих любимых сотников, мужественный человек. Он командовал конным полком Алидзора. Вот я и решил поставить на его место твоего сына Паки. Пусть немедля отправляется в Алидзор, с женой и детьми. Любовь отеческую и покровительство мое обещаю.
Паки не скрывал своей радости. Высшим желанием его было состоять в личном войске Давид-Бека. Тем самым он к тому же избавлялся от беспрестанных упреков отца и от унижающих помыканий старшего брата.
Паки радовался, но другие чувства испытывал отец. Сердце его, казалось, оборвалось. «Берет заложниками сына и внучат, — думал он. — Не доверяет мне. По рукам и ногам вяжет! Все это — проделки Мхитара. Господи, взбрело же мне в голову задирать этот проклятый Пхндзакар».
— Оказываешь мне великую честь, тэр Давид-Бек, — с деланной улыбкой сказал он вслух. — Вовек буду возносить тебя.
Давид-Бек уже не слушал его, он отыскал взглядом мелика Туринджа, который стоял позади всех, какой-то жалкий-прежалкий.
— Много ли переселенцев в Пхндзакаре, тэр Туриндж? — спросил Бек.
— А? — не сразу понял Туриндж и робко подвинулся вперед. — О беженцах спрашиваешь? Есть. Прибывают помалу…
— И еще прибудут. Больше всего из Персии. Едут потомки армян, некогда угнанных ненавистным шахом Аббасом. Бросают все и бегут. Есть слухи, что пять тысяч семейств уже добрались до Черных гор и вскоре перейдут Аракс. Нужно расселить их, мелики! Узнайте, где у вас в гаварах есть брошенные села. Повелеваю принять людей радушно, наделить землею, дать хлеба и не брать податей, пока не станут на ноги.