Затем он снова приложил пальцы к уголку шляпы, отдавая честь старшему офицеру. Мастерс откозырял в ответ и повернулся к одному из вестовых, укрывающихся от бури за фальшбортом* [Фальшборт - продолжение борта выше открытой верхней палубы.].
- Эй, юнга, отведи мистера Хорнблоуэра в мичманский отсек.
- Так точно, сэр!
Хорнблоуэр последовал за мальчиком-юнгой на нос к главному люку. Он и так нетвердо держался на ногах из-за приступа морской болезни, а тут еще неожиданные порывы ветра дважды чуть не заставили его растянуться на палубе от резких рывков судна на якорных цепях. Нырнув в люк, юнга соскользнул вниз по трапу с ловкостью морского угря, но Хорнблоуэру потребовалось все его умение и ловкость, чтобы осторожно сползти с верхней палубы сначала в тускло освещенное пространство пушечной палубы, а затем еще ниже в твиндек* [Твиндек - межпалубное пространство во внутренней части корпуса судна, лежащее выше трюма.]. До ушей его доносились самые разнообразные звуки, по большей части незнакомые, а обоняние тревожили многочисленные запахи, тоже незнакомые и не слишком приятные. У подножия каждого трапа мальчику-юнге приходилось задерживаться и поджидать его, что проделывалось юным проводником с плохо скрываемым чувством превосходства и пренебрежения к "сухопутной крысе".
Спустившись по последнему пролету, Хорнблоуэр окончательно потерял ориентировку и не мог даже сообразить, находится он в носовой или в кормовой части корабля. Спуск закончился в чуть освещенном помещении. Единственная свеча, укрепленная на медной пластинке посреди круглого стола, скорее подчеркивала темноту, чем рассеивала ее. Вокруг стола расселись в непринужденных позах с полдюжины людей в тельняшках. Юнга куда-то испарился, оставив мичмана одного. Он простоял несколько секунд перед сидящими за столом, прежде чем его личность привлекла к себе внимание усатого малого с пышными бакенбардами, очевидно, главного в собравшейся компании.
- Скажи нам что-нибудь, прекрасное видение! - весело обратился он к Хорнблоуэру.
Юноша почувствовал невыносимый приступ тошноты. Его состояние еще усугублялось жуткой духотой и вонью, царившей в мичманской. Ему было трудно говорить, к тому же он пока не знал, как это сделать, чтобы не вызвать насмешек. Наконец он собрался с духом и пролепетал:
- Меня зовут Хорнблоуэр.
- Ты даже не представляешь, как чертовски тебе не повезло, - заметил без тени сочувствия сосед усатого по столу.
В этот момент сильный шквал ударил в борт "Юстиниана", заставив корабль резко развернуться по ветру. Хорнблоуэру показалось, что мир вокруг него сорвался с места и бешено закружился перед глазами. Он зашатался на месте и почувствовал, как на лице у него выступает горячий пот, несмотря на то, что сам он только что дрожал от холода и сырости.
- Я полагаю, - снова заговорил усатый, - ты возомнил себя моряком? Еще один тупица-недоросль на наши головы, которого нам же придется учить, да еще и отвечать за него! Да вы только посмотрите на него!
Усатый широким жестом обвел всех присутствующих и остановил указующий перст на бедняге.
- Посмотрите на него, говорю я вам! Мне жаль нашего короля, если он не нашел ничего лучшего для пополнения своего флота. Сколько тебе лет?
- Семнадцать, сэр, - чуть слышно прошептал Хорнблоуэр.
- Семнадцать! - усатый сплюнул с нескрываемым отвращением. - А знаешь ли ты, что настоящий моряк должен начинать службу самое позднее в двенадцать, если, конечно, он рассчитывает сделать карьеру? Семнадцать! Да ты хотя бы знаешь разницу между калом и фалом?* [Фал - снасть, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, флаги и пр.]
Последнее замечание вызвало оглушительный хохот всего общества. Хорнблоуэр почти ничего не соображал в этот момент, но у него все же хватило ума догадаться, что он стал жертвой обычного розыгрыша и поэтому постарался ответить так, чтобы не ударить в грязь лицом.
- Будьте уверены, джентльмены, - скромно сказал он, - что при первой же возможности я выясню этот вопрос в "Навигации" Кларка.
Корабль снова дернуло, и Хорнблоуэру пришлось уцепиться за край стола, чтобы не упасть.
- Джентльмены... - начал он, с трудом понимая, что говорит, но его монолог был прерван в самом начале возмущенным криком усатого.
- О, Боже! - воскликнул тот. - Да у него морская болезнь!
- Морская болезнь! И где? - В Спитхеде! - поддержал его сосед таким тоном, что трудно было разобрать, чего в нем больше: изумления или отвращения.
Но бедный юноша уже прекратил воспринимать окружающее сколько-нибудь отчетливо. Нервное напряжение последних дней, прогулка по бушующему морю, спертый воздух трюма - все это подорвало его не слишком сильный организм. Одна только мысль намертво засела ему в голову: с этого дня на нем будет несмываемое клеймо "того самого мичмана, который умудрился заболеть морской болезнью в бухте Спитхед". Эта мысль доставляла ему еще немало горечи, пока "Юстиниан" вместе с другими кораблями, нуждавшимися в докомплектовании, находился на Портсмутском рейде вблизи острова Уайт.
Пролежав пару часов в подвесной койке, куда его уложил дежурный матрос, Хорнблоуэр почувствовал себя значительно лучше и даже нашел в себе силы, чтобы по всей форме представиться первому помощнику. Еще через несколько дней он уже мог достаточно свободно ориентироваться на корабле без риска заблудиться, как то случилось в первый раз. К концу этого периода лица офицеров перестали казаться ему чужими и невыразительными и приобрели каждое свою индивидуальность. Порой этот опыт постигался дорогой ценой, но постепенно мичман научился разбираться в обязанностях сослуживцев, а самое главное - в своих. Они были разными, в зависимости от ситуации: на рейде, во время боевой тревоги, на вахте, при постановке или спуске парусов. Несмотря на все трудности, Хорнблоуэр был достаточно умен, чтобы понять, как ему, в сущности, повезло. Ведь он мог получить назначение на судно, уже готовое приступить к боевым действиям, а вместо этого оказался на корабле, только готовящемся к отплытию. И все равно он ощущал себя одиноким и заброшенным ребенком. Врожденная застенчивость не позволяла ему легко сходиться с людьми, к тому же, как на грех, мичмана на "Юстиниане" все были много старше него. Набранные из младших помощников капитанов торговых судов, они потеряли все шансы на производство. Если они не зубоскалили на его счет, то, в лучшем случае, не обращали внимания. Но молодой человек радовался и этому, предпочитая скорлупу одиночества сомнительному вниманию своих соседей по кубрику.